Треугольная шляпа. Пепита Хименес. Донья Перфекта. Кровь и песок

Кроме этих забавных юнцов, у Гальярдо появился назойливый почитатель, который досаждал ему своими просьбами. Это был кабатчик из Вентас, крепкий и мускулистый уроженец Галисии, с жирным затылком и румяным лицом; он сбил себе небольшой капиталец, содержа таверну, где по воскресеньям отплясывали солдаты со служанками.

Его единственному сыну, малорослому и тщедушному пареньку, предстояло по воле отца стать одним из главных персонажей тавромахии. Так решил трактирщик, страстный поклонник Гальярдо и всех прославленных тореро.

— Мальчишка вполне годится, — говаривал отец. — Как вы знаете, сеньор Хуан, я кое-что смыслю в этих делах. Я не отступлю от моего плана и уже немало потратился для будущей карьеры сына; но без покровителя ему не выдвинуться, а более подходящего, чем вы, нет никого. Если б вы только пожелали взять на себя труд по руководству новильядой, где мальчишка выступит матадором. Люди пойдут толпами, а все расходы я беру на себя.

Эта готовность «взять на себя все расходы», лишь бы помочь сыну составить себе карьеру, нанесла трактирщику немалый ущерб. Но, вдохновляемый коммерческими соображениями, он не отступал, в надежде возместить все настоящие потери солидными заработками в будущем, когда его сын достигнет славы.

Бедный мальчуган, проявлявший в детстве, как и большинство его сверстников, пристрастие к бою быков, стал жертвой отцовского энтузиазма. Отец и вправду верил в призвание сына, ежедневно открывая у него новые таланты. Малодушие паренька кабатчик принимал за лень; его страх перед быками объяснял отсутствием профессиональной совести. Тучи паразитов, любителей-дилетантов, безыменных тореро, сохранивших от геройского прошлого одну лишь косичку, кружились вокруг кабатчика, выпрашивая бесплатное угощение и другие подачки в обмен на свои советы. Вместе с отцом они составляли совещательный орган с целью оповестить мир о том, что в предместье Вентас ни за что пропадает «звезда» тавромахии.

Кабатчик занимался устройством коррид на аренах Тетуана и Вальекаса, не спрашивая согласия сына и неизменно «беря на себя расходы». Эти арены были открыты для всех охотников познакомиться на виду у сотен зрителей с бычьими рогами и копытами. Но за удары полагалось платить. За честь замертво упасть на арене в разодранных штанах, испачканных кровью и навозом, требовалось возместить стоимость всех мест в цирке и позаботиться лично или через доверенного о распространении даровых билетов.

Увлеченный своей идеей, кабатчик раздавал билеты приятелям, собратьям по ремеслу и неимущим «любителям». Кроме того, он щедро оплачивал квадрилью сына — всех пеонов и бандерильеро, набранных из обладателей косичек, слонявшихся по Пуэрта-дель-Соль; квадрилья выступала в обычных костюмах, а «маэстро» ослеплял публику роскошным нарядом профессионала.

Все для карьеры мальчика!

— Я заказал сыну прекрасный новый наряд у лучшего портного, который шьет на Гальярдо и других матадоров. Выложил семь тысяч реалов! Мне думается, в таком костюме любой тореро произведет впечатление. Каждый бы не прочь иметь такого родителя. Ведь ради карьеры сына я готов отдать все, до последнего гроша!

Во время корриды кабатчик не отходил от барьера, воодушевляя тореро своим присутствием и размахивая толстой, крепкой палкой, с которой он никогда не расставался. Едва юноша решался сделать передышку у загородки, как перед ним, подобно страшному видению, вырастал отец с толстощеким румяным лицом, и у самого носа мелькал набалдашник крепкой палки.

— Спрашивается, для чего я трачу деньги? Чтобы ты наслаждался отдыхом, как сеньорита? Разбойник, где твоя профессиональная совесть? Марш на середину арены, красуйся перед публикой. Ах, мне бы твои годы да малость жиру скинуть!

Когда, держа в одной руке мулету, а в другой шпагу, помертвевший от страха юноша оказывался лицом к лицу с молодым бычком, отец как тень следовал за сыном позади барьера. Он был всегда рядом с ним, подобно грозному учителю, готовому поправить ученика при малейшей оплошности.

Матадор поневоле, затянутый в красный шелк, щедро расшитый золотом, больше всего на свете боялся возвращения домой, где, нахмурив брови, его поджидал рассерженный отец.

Невыносимо ныло тело, побывавшее под копытами бычка. Прикрывая роскошным плащом клочья рубахи, свисавшие из разодранных штанов, бедняга входил в таверну. Мать, некрасивая, но крепкая женщина, раскрыв объятья, бросалась к сыну, измученная долгим и томительным ожиданием.

— Вот твой олух! — рычал кабатчик. — Вконец осрамился! Зачем я только деньги трачу!

В гневе он замахивался грозной палкой, и юнец, одетый в шелк и золото, которому незадолго перед тем удалось прикончить двух молодых бычков, обращался в бегство, прикрыв голову руками, меж тем как мать вступалась за него:

— Ты разве не видишь, что сын ранен?

— Как же, ранен! — с горечью восклицал отец, досадуя, что до этого дело не дошло. — Только настоящие тореро бывают ранены. Зашей да постирай ему штаны. Погляди, как разделал их этот разбойник!