Мартирос каким-то чутьем, инстинктивно чувствовал, что они уже не опасны для него, и, ни на кого не обращая внимания, отошел в сторону и стал что-то искать в траве. Мустафа, Алама, Аль-Белуджи, Юнус, Бабишад и Хара-Хира следили за его действиями. Мартирос сорвал какое-то растение, потер его в ладонях и засыпал в невесть откуда взявшуюся склянку. Он только краем глаза следил за Юнусом и видел его пристальный взгляд. Вдруг Юнус из-за пояса вытащил пистолет и стал поигрывать им, подбрасывать на ладони. Но Мартирос был спокоен, он знал, что по крайней мере сегодня Юнус стрелять не станет. Но Мартироса раздражало такое грубое, лобовое поведение Юнуса. Мартирос отбросил в сторону все эти рассуждения и склонился над девушкой — губы у девушки были воспаленные, лицо горело, глаза закрыты, веки неспокойно подрагивают. Мартирос влил девушке в рот какую-то жидкость, положил на лоб мокрую тряпицу и сел рядом. Потом посмотрел на Юнуса и сказал очень естественным тоном:
— Будет лучше, если вы нас оставите здесь… Я постараюсь вылечить ее. Вам она больная не нужна, но труп вам тоже ни к чему… Если вы нас все равно бросите, не все ли вам равно — после вас здесь мертвый останется человек или живой, какой смысл нас убивать…
— А что же тогда имеет смысл в этой жизни, как не убийство? — проворчал Юнус, но заткнул пистолет за пояс.
— Я постараюсь ее вылечить… Потом она выйдет замуж, родит детей, станет матерью, каждого из вас такая же девушка родила… Да, родит ребенка, а потом может статься — почему бы и нет, — что этот ребенок вырастет и станет вашим другом и в трудную минуту спасет вам жизнь, кто знает, всяко бывает… Вообразите на минутку, что какой-нибудь болван убил бы мать Юнуса еще до того, как он родился, а?.. Что бы вы сейчас без Юнуса делали, а?..
Глаза Юнуса недобро сверкнули.
«Не перегнуть бы палку», — пронеслось у Мартироса.
Но Юнусу нравилось, как рассуждает Мартирос, на него это действовало успокаивающе.
И хоть и нравилось Юнусу слушать Мартироса и слова Мартироса вроде бы даже возвышали его, Юнуса, но Юнус при этом испытывал какую-то неловкость.
— Каждое ничтожество свою трусость ученостью и умом прикрывает, — сказал Юнус и с удивлением обнаружил, что ждет ответа.
— Трусость злостью прикрывают и глупостью тоже.
Это трусливые, между прочим, гонятся за сиюминутными наслаждениями, потому что боятся в завтра заглядывать… — сказал Мартирос.
— Ну тогда скажи, какая польза, какой прок от добра?.. — спросил Мустафа.
— Кто добр, тот всем миром владеет, — сказал Мартирос.
— Язык твой вместо кинжала у тебя, — рассмеялся Аль-Белуджи.
— Человек умом храбр, хочу сказать — от ума она, храбрость… Не подумавши, не будешь храбрым, хоть ты тресни. — Мартирос увидел, что разбойники с вниманием слушают, воодушевился и целую длинную речь сказал, и по мере того как говорил, он все более начинал верить своим словам и под конец пришел к тому заключению, что изрекаемые им истины суть единственно правильные и окончательные.
Ночь прошла спокойно.
Мартирос спал вполглаза, то и дело вскакивал, смотрел, как девушка. Утром девушка открыла глаза. Ее снова кое-как устроили в седле, и Юнусов отряд выехал из леса. По дороге им встретился молодой крестьянин, который тащил за собой упиравшегося осла. На осле сидел человек, укутанный с головы до ног в простыню.
Увидев отряд Юнуса, хозяин осла заметался, кинулся бежать, оставив осла посреди дороги. Но опомнился и с покорным и виноватым выражением лица вернулся…
Бабишад увидел высунувшуюся из-под простыни женскую ногу.
— Покажи лицо! — свирепо крикнул он.
— Лицо так себе, неважное лицо, — затараторил крестьянин, глотая слюну.
Мустафа концом кинжала поддел простыню — на осле сидела молодая женщина с довольно красивым лицом. Но беременная! До смешного беззащитно и жалобно смотрела она на свой огромный живот.
Мустафа оглянулся на крестьянина и сплюнул:
— Свинья!
— Да, да, — сокрушенно закивал муж.
— Сглазил нас кто-то, — простонал Бабишад.
— Свинья! — снова крикнул Мустафа. — Какой товар загубил, — и выхватил пистолет из-за пояса.
— Стой! — крикнул Мартирос. — Посмотри получше, вглядись в лицо как следует!..
Мустафа от неожиданности вздрогнул, недоверчиво посмотрел на крестьянина… и свершилось чудо. Лицо крестьянина стало на глазах меняться — перед Мустафой было его собственное лицо, можно было подумать — он в зеркале себя видит.
Мустафа судорожно глотнул воздуха и пришел в ужас от этого нового наваждения.
Медленно двигались лошади, и всадники на них от чего-то отдыхали, отходили, но от чего именно — они и сами толком этого не знали.
Мартирос вполголоса беседовал с девушкой.
Хара-Хира уже привык к тому, что Мартирос разговаривал с девушкой. Он, Хара-Хира, хотел бы, чтобы девушка обращалась с ним так же доверчиво и дружелюбно, как с Мартиросом. Да, но это невозможно. Нельзя запугивать человека, держать его в страхе и ждать от него теплоты и доверия.
Возле Юнуса, как тень, вырос Алама.