Треугольник

Долгое время это пространство на земле принадлежало им. Когда автобус поднялся по многочисленным виткам дороги на перевале, последняя башня осталась внизу… Я охватил взглядом всю долину и увидел все башни вместе. Неужели я был их пленником, неужели у меня не было выхода?.. Сейчас мне нет никакого дела до них, а они равнодушны ко мне, они были сами по себе, а я — сам по себе… И мне неожиданно стало еще страшнее. Их надзор и их равнодушие — это две стороны одной медали. И мне захотелось крикнуть с высоты: «Эгей… Посмотрите на меня, вот я, я здесь!.. Ведь вы меня видели, вы уже знаете меня…» Но и показался себе таким мелким в этом желании. Мне вдруг открылась одна страшная и безусловная истина. Она состояла в том, что все мы по отдельности незнакомы и враждебны друг другу, и одновременно все вместе — мы родные и друзья. И есть большой смысл в этой разрозненности и слитности. Все мое и ничто не мое… Я со всеми и ни с кем.

Я сжал колено Фатимы. Она перестала дремать я взглянула на меня. Я посмотрел на нее и подумал — почему я с тобой, а не с женщиной, сидящей на соседнем сиденье? Если бы тебя вообще не было со мной, я бы вверил себя другой женщине, которая была бы со мной. Неужели мы желаем чего-то для ближнего? Ведь ближним может стать любой чужой. Обыкновенная условность, которую всегда можно оговорить.

Автобус вышел на открытое пространство, наверху было небо, внизу — земля. Трудно было поверить, что мы находимся на самой высокой точке… Была земля, твердь, не было ни высоты, ни глубины. Было только наше сознание того, что внизу остались храмы, башни…

Я почувствовал одиночество. Автобус притих, и все мне показались жалкими и беспомощными. Автобус — маленькая и одинокая игрушка… Трудно было поверить, что мы должны достигнуть какого-то места, что в мире есть города, другие люди, моря или что-то еще…

Неужели где-то теперь они существуют сами по себе?.. Ведь они в своем существовании уже стали частицей нас самих, частью этого автобуса, и если они существуют сами по себе, то уже существуют и для нас. И я помолился: «Живите все, и пусть всем будет хорошо, и каждому будет хорошо, ему же на пользу, размножайтесь, люди и животные, расцветайте, деревья и растения, набирайтесь силы, звери и насекомые, растите, города и села, живите себе на пользу»…

Фатима удивленно взглянула на меня. «Ты что, молишься?» — насмешливо спросила она. «Да», — якобы в шутку сказал я.

Рядом незаметно вырисовывалась гора. Она постепенно поднималась над соседними холмами, и» от уже ее восходящее движение стало могучим — через секунду она стала грозной, и ее чудовищная вершина ушла в облака. За ней появились другие горы, они тоже росли на глазах. Эта гора сдала нас следующей. Повторилась прежняя история. Теперь горы вручали нас друг другу. Гор было много, высоких, очень высоких, старых и мудрых. Они вобрали в себя плоскости и растения, воды и камни, пропасти и скалы… Они возобладали над всем и были созданы из всего… Они были устрашающими в своей суровости. Темнело. И чернота их тел еще более сгущалась.

Мы становились все меньше и меньше у их подножий, скрип в автобусе усилился. Взгляды пассажиров стали испуганными… Один из цыган попытался запеть, исторг несколько звуков, они были тусклые, словно простуженные, какие-то приниженные и бессмысленные перед этими чернеющими возвышениями. Горы все чернели и чернели, становились все тяжелее, занимали высоту, как будто должны были раздавить нас своей тяжестью, своей гордостью… Теперь уже нас не было, они даже не вручали нас друг другу, потому что их было много и они полновластно царили над каждым миллиметром сущего и не сущего. Теперь было трудно представить, что в мире, кроме гор, есть еще другая сила. У их подножий появилась белая река, известная река, воспетая Пушкиным и Лермонтовым.

Казалось, что еще может быть сверх этого?

Но вот в вышине прозвучал какой-то странный голос. У него было много оттенков, но он был цельным, он как будто дрожал и скользил… И самое невероятное было в том, что этот сильный голос был нем, этот наводящий ужас голос был тихим. Он был словно крышей, одеялом, крыльями…

Я внимательно проследил за голосом и увидел его источник — он возник среди черных краев гор, появился из-за них… Это был свет, осмысленный и вдохновенный, явление духа. Я не знаю, что такое свет, физика мне помочь не может. Он был сложнее физики, по ту сторону физики, выше ее законов. Свет был гениален, красив и, самое важное, — добр… Он был словно распахнут и действовал на всех. Автобус стал белой точкой, сверкающей каплей воды в океане земли. Он озарился светом, раскачивался и взлетал, как маленькая мошка. Свет был большой, одновременно воспринимаемый на ощупь. Это был сплошной свет, но в нем различались волны и оттенки цветов. У него было множество белых глаз с белыми зрачками. Белое в белом, белое в белом, белое в белом и так без конца… Он надвигался медленно и с достоинством.

Лицо Фатимы раскрылось в улыбке на свету, она ликовала…

Ликовали и чеховские старики, ликовали цыгане…