Тревожное эхо пустыни

– На ближайшей остановке стоят. В пятидесяти метрах. Но возьми лучше такси. Денег отдашь не намного больше, зато в комфорте поедешь.

Димон не послушался. И взял-таки самокат. О чем двадцать раз пожалел. С горы в гору, не по самой хорошей дороге, еще и в жару. Солнце шпарило не по-весеннему, а тень была не всюду. В итоге добирался сорок минут и прибыл уставшим. А мог двадцать просидеть в машине с кондиционером.

Отодвинув железную створку ворот, Димон зашел на участок и крикнул:

– Хозяева, доброе утро!

– Доброе, – услышал в ответ. Из-за дома показался Абдула. Он был весь в поту и мелких опилках.

– Уже трудитесь?

– Да, я рано встаю. – Совершает утренний намаз, понял Димон.

– А товарищ ваш?

– Он долго дрыхнет. Особенно после пьянки, а вчера он прилично накатил.

– Он при вас мне вчера звонил?

– Он тебе звонил? – удивился Абдула. – Я не знал. Хомяк поужинал пельменями. Стакан водки выпил для аппетита. – Мужчина подошел к поливальному крану, включил воду и умылся. – Потом к себе покатил с пивом.

– После водки?

– Хома говорит: зато буду знать, от чего башка болит. Он сейчас пьет редко, но метко. А вчера он разволновался. Все о той женщине думал. Нервничал из-за того, что не мог ничего вспомнить. Послал меня еще за четвертной беленькой и двумя бутылками пива «Дон». Перед тем как залечь, попросил памперс на него надеть, чтоб спокойно до утра проспать. Я так и сделал. Потом ушел к себе. Это было часов в девять.

– Мне звонил около десяти.

– Чего хотел?

– Встретиться. Вспомнил якобы что-то важное. Даже сенсационное. Велел утром приезжать. И вот я тут.

– Ладно, пойду будить. А ты чаю пока попей. В летней кухне свежезаваренный зеленый в большой кружке. Есть айран и обычная минералка.

Да, пить Димону хотелось. Он зашел на летнюю кухню, почти такую, что была в тех домах, в которых его семья снимала комнаты, когда он был малым ребенком. Плита, газовый баллон, старенький холодильник, на нем пузатый телевизор, стол под клеенкой, табуретки. Есть навес и забор из подстриженного кустарника. Оказавшись в кухне, Димон впервые за сутки почувствовал тепло к городу. Где-то он еще оставался таким, каким ему полюбился.

Правдин налил себе стакан айрана, сел с ним за стол. Рядом цвело какое-то дерево. Абрикос? Или рано еще? Он плохо в этом разбирался. Вспомнил жилье, которое Правдины снимали последним. У их флигеля располагалась собачья будка. В ней обитала немецкая овчарка Марта. Рядом было высажено абрикосовое дерево. Плоды на нем вырастали огромными, желто-красными. Поспев, они падали на землю, и Димка очень хотел их подобрать, чтобы съесть, но Марта не подпускала. Родители покупали для него фрукты на рынке, в том числе и абрикосы, но ему хотелось именно тех. Так и нарвался! Овчарка цапнула Димона, пусть и не сильно. Но он никому об этом не сказал. А укус прятал под футболкой (блондин сгорал на жарком южном солнце, поэтому вечно ходил прикрытый). Боялся, что Марту пристрелят. Она как будто поняла это. Или вину свою чувствовала. Стала подпускать мальчика к дереву. А у него на память остался шрам на плече.

– Парень! – услышал Правдин оклик и стряхнул с себя воспоминания. – Иди сюда.

Залпом допив айран, тот последовал к дому.

Зашел. Его встретил очень напряженный Абдула. Лицо каменное, мощные руки впечатаны в стол так, что вздулись вены. В следующую секунду Димон понял, что афганец еле держится. Нога дрожит, и, чтобы не рухнуть, он перенес вес тела на кулаки.

– Что случилось? – воскликнул Правдин.

– Хомяк умер. – И рухнул на пол.

Димон начал поднимать его, но Абдула отмахнулся. Он стянул с головы чалму, уткнул в нее лицо и заплакал! Этот суровый мужик, прошедший через огромное количество несчастий… рыдал, как ребенок.

Правдин оставил его в покое. Пусть оплачет близкого.

Зашел в спальню покойного. Тот был в кровати. Лежал на спине. Димон думал, что Хомяк умер во сне и своей смертью, но…

Его убили!

В горле слепого паралитика торчала «розочка». Иначе говоря, разбитая пивная бутылка. Еще одна, но целая, валялась на полу.

Димон достал телефон и набрал 112.

Через двадцать минут приехали «Скорая» и полиция.

* * *

Все та же летняя кухня. На ней Правдин, Абдула и оперуполномоченный Додадзе.

– Зураб, ты же понимаешь, что это не я? – сипло спросил у него хромой афганец. Оказалось, они были знакомы с полицейским.

– Конечно, не ты. Но пока больше подозревать некого. – Опер устало потер глаза. Они были красны от недосыпа. – Город как с ума сошел, убийство за убийством. Надо все быстро раскрыть, совсем скоро сезон.

– Когда я увидел покойника, – подключился к разговору Димон, – отметил, что в спальне открыто окно. Злоумышленник залез в дом через него?

– Скорее всего, хотя следов нет. – И спросил у Абдулы: – Хомяков всегда с распахнутой форточкой спал?

– В теплые деньки – да. Ему нравились запахи с улицы. Сам понимаешь, кровать паралитика не такая ароматная.

– Ты слышал какие-нибудь посторонние звуки ночью?

– Вчера нога сильно болела, я уколы делал, с них отрубаешься. Так что нет.

– Когда встал утром, заходил к другу?

– Нет. Знал, что будет долго спать.