Тревожное лето

В  ш т а б  Н Р А 

И з  В л а д и в о с т о к а 

П е р е д а е т  У л а н

Как и следовало ожидать, японцы полностью разуверились в способностях С. Д. Меркулова к решительным действиям (слишком уж открыто братья занимаются собой, откровенно личным обогащением). Престиж правительства падает. Меркулов объявил Народное собрание распущенным. Председатель нарсоба Андрушкевич и ген. Болдырев объявили, что у М. проявились диктаторские наклонности и в связи с этим он низложен. Управляющим военным ведомством стал известный семеновец, генерал Молчанов. Третьего июля адмирал Старк вернулся из Ольгинского уезда и имел с Молчановым встречу, где заявил, что новую власть он не признает, и в ультимативной форме предложил восстановить Меркулова. Командующий войсками ген. Тачибана предостерег Старка от бессмысленности применения военной силы. Старк собрал на канонерке «Маньчжур» совещание с Молчановым. Тот отказался вести какие-либо переговоры до прибытия во Владивосток из Харбина ген. Дитерихса, которого японцы намерены протащить в правители.

Молчанов издал приказ об аресте Меркулова. Японцам нужен более энергичный человек во главе белой власти, который бы сумел вдохнуть жизнь в умирающее белоповстанческое движение на Дальнем Востоке.

На железнодорожном вокзале в Харбине, в сутолоке и суете, негромко и быстро переговаривались два неприметно одетых штатских господина:

— Который из них Иоффе? Толстый, с сигарой и в стоптанных ботинках?

— Это как раз секретарь консульства ДВР Таборов. А твой Иоффе — аршин с кепкой. Вернее, со шляпой. Интересно, почему все малорослые любят ходить в шляпах с большими полями? Отчего бы это?

— Кстати, до семнадцатого он носил фамилию Крымский.

— А вон тот, в сером макинтоше, с зонтиком, кто? Что-то знакомая личность.

— Озорнин. Особоуполномоченный буфера.

— Ишь ты!

— Иоффе возвращается из Пекина. Там он встречался с послом Японии. Беседа шла о необходимости новых переговоров. Теперь едет обратно. А Озорнин, представитель буфера, собирается здесь вручить ноту японскому послу в Маньчжурии Яманоути. Речь в ней идет предположительно опять же о встрече, но исходя, так сказать, из духа Генуэзской конференции. Буфер снова потянет за собой на переговоры красную Россию, и японцы опять уйдут от конкретики.

— Ты думаешь?

— Предполагаю. Буфер потребует увода японских войск из Приморья, чтоб затем вышибить нас. А Россия настаивает на выводе японцев с Сахалина. Из Приморья они, конечно, уйдут, а вот Сахалин... Тут есть основания сопротивляться до последнего. Остров нужен и нам для создания маленькой русской республики. Пусть даже под протекторатом Японии, но нашей. А там посмотрим еще...

— Слушай, так это и есть тот самый Озорнин, которого весной потрясли китайцы?

— Было такое дело. В конце февраля жандармерия всю его контору перевернула вверх дном. Оружие искали. И, конечно, ничего не нашли. В ответ на это буфер им нотой по мордасам. Надумали, где искать, идиоты.

— Это что у них в сумках?

— В баулах, что ли? Секретная переписка. Что же они повезут еще с собой?

— Хм... А ты не допускаешь, что там могут быть драгоценности: камешки, золотые слиточки, а? Погляди, как рука у него напряглась. Тяжело, небось. И едут, как набобы, весь вагон заняли.

— Допускаю, почему не допустить? Драгоценности сейчас им очень нужны.

— А кому они не нужны?

— Та дама, с животом, — это супруга их шифровальщика Левашова. А длинный, с трубкой, состоит при Иоффе. Романюк. Вот этого что-то не знаю...

— Это дипломатический курьер Васин.

Шли последние минуты посадки на экспресс. Бестолково суетились пассажиры. Сотрудники консульства, выезжавшие в Россию, и полпред РСФСР Иоффе только что прибыли на двух автомобилях. Их сразу же окружили переодетые агенты из политической полиции.