Тревожное небо

Рано утром на девятнадцатые сутки капитан слез с очередной платформы на небольшой станции невдалеке от городка Коротояк. Впереди оставалась короткая, но самая трудная часть пути — переход через линию фронта. Кругом кишмя кишели вражеские солдаты: немецкие, итальянские, румынские, венгерские. Те немногие русские, которые по милости завоевателей были облечены «высоким доверием» и оставались вблизи передовых позиций, чуть не предали беглеца в руки врага. Первый же из них, когда Вихорев просил указать, где легче перейти к своим, сделал энергичную попытку арестовать его. Но капитан оказался проворнее предателя, и эта попытка осталась для того и последней…

После этого летчик решил полагаться лишь на самого себя. Несмотря на то, что все дороги и тропинки контролировались вражескими солдатами, он все же благополучно пробрался через передовые позиции фашистов, добрался до Дона и, переплыв реку под покровом ночи, очутился на первой линии обороны Воронежского фронта.

— Товарищ подполковник, подпишите, пожалуйста, — прервал мои воспоминания голос начальника штаба. Я взял от него итоговое донесение. Взрывы, пожары, точки ПВО… и в конце лаконичная фраза: «Два самолета не вернулись на свой аэродром…»

Подписав донесение, побрел домой.

— Пойду сосну часок, — козырнул я начальнику штаба, вышедшему меня провожать.

«Придут», — уверял я себя, шагая к даче, отведенной под жилье. «Не может быть, чтобы все погибли».

Несколько дней спустя, я сидел за разбором ежедневных текущих дел. Рядом стоял адъютант и докладывал суть документов.

Раздался робкий стук в дверь, и через порог переступил босой, без головного убора, в грязных брюках и гимнастерке, небритый и улыбающийся Вихорев.

Вскочив со стула, я рассыпал папку с бумагами, схватил его за плечи и крепко обнял.

— Вихорев! Черт этакий! Вернулся!.. А я ведь знал… знал точно, что вернешься!

Усадив майора на стул, спросил:

— Голодный?

— Нет, я уже поел. Хотел привести себя в порядок, а начальник штаба говорит, иди покажись командиру, какой ты есть, — вставая, проговорил Вихорев.

— Сиди! Сиди и рассказывай, — заставил я его снова сесть.

— Товарищ подполковник! Разрешите доложить! Не уберег я корабль, — снова вскочил со стула майор.

— Да успокойтесь вы, — перебиваясь с «вы» на «ты» я насильно посадил Вихорева обратно на стул. — Корабль потерян в бою, его не вернешь… Зато людей сберегли. Ведь экипаж ваш вернулся. Это дороже любого корабля. Рассказывайте все, как было.

Наконец немного успокоившись, майор начал обстоятельно рассказывать.

Рассказ Вихорева

— Взлетел я, сами видели, точно вдоль левой кромки бетонной полосы, как по ниточке. Настроение хорошее: вчера приехала жена, а такое редкое счастье выпадает на долю далеко не каждому. Война ведь. Лечу себе и думаю, как бы перехитрить вражеские зенитки и прожектора. Уж очень много расставил их чертов фриц вокруг Орла.

Подходя к цели вижу, что там кто-то уже крушит находившиеся на путях эшелоны и паровозы, а вокруг, как языки гигантских хамелеонов, тянутся вверх лучи прожекторов. Поймали в вышине корабль и набросились на него скопом. Через несколько секунд вокруг самолета засверкали разрывы зенитных снарядов. Разве мыслимо потерять такой корабль? Смотрю, огоньки-то из глушителей ярковаты, того и гляди, истребители прицепятся.

— Внимательней за воздухом! — командую стрелкам.

— Есть внимательней!

— Товарищ майор, захожу на цель. Двадцать градусов влево, — слышу голос штурмана, капитана В. М. Алексеева.

Корабль стал на боевой курс. Через пару секунд открылись бомболюки. Несколько раз дернулся корабль кверху: полетела бомбы. В тот самый момент, когда Алексеев доложил, что бомбы сброшены, нас ослепило ярким светом. Приказал закрыть люки и на полном газу, с разворотом и снижением выскочил из луча прожектора. Кругом сверкали разрывы зениток. Весь этот фейерверк оставался теперь левее и сзади. Довернув еще немного правее, взял курс на восток. Через несколько минут корабль снова попал в луч мощного прожектора. Разрывов кругом не было. Спокойно ведя корабль, спрашиваю второго летчика:

— Товарищ Бобов, что нужно сделать для того, чтобы уйти от прожекторов?

— Увеличить скорость, — так же спокойно, как у классной доски, ответил тот.

Я энергично повернул штурвал вправо и, когда самолет накренился градусов на сорок-сорок пять, резко толкнул левую педаль. Луч прожектора сразу отскочил влево.

— Видели? Вот так надо выходить.

Не успел я договорить фразу, как в правой плоскости раздался глухой взрыв, и тут же полыхнуло пламя.

«Снаряд», — думаю, — эх, еще бы хоть минут пять-шесть. Ведь вот-вот и линия фронта…»

Встречный поток воздуха, как меха в кузнице, раздувал пожар в правом крыле. Горящая плоскость, обливаемая еще и бензином с поврежденного бензопровода, оставляла за собой хвост искр и черного дыма. Листы обшивки горели, сворачиваясь, как береста на жару. Взрыв в плоскости выбросил в кабину удушливый дым и языки огня.