Тревожное небо

Откидываю верхний фонарь и соскальзываю по крылу вниз. Падаю на бок, быстро вскакиваю и отбегаю в сторону.

— Прочь от самолета! — слышу зычный голос начальника пожарной команды.

Все отбегают подальше. Смотрим на самолет, окутанный плотным об лаком пены. Дым прекратился.

— Молодцы, ребята! — обтирая лицо от пены, восхищается Володя Николаев.

Действительно молодцы. Заметив задымившийся на взлете мотор, пожарники не спускали с нас глаз. И уже заранее, перед нами, помчались вперед, чтобы встретиться по пути, на полном ходу с садящимся горящим самолетом. Начальник команды сумел рассчитать эту встречу с секундной точностью и приступил к тушению еще на полном ходу. Огонь был потушен, спасены и мы и дорогостоящая техника.

Оперативность и смелость действий пожарников достойно оценили: уже на следующий день им вручили государственные награды.

А ведь и их жизнь висела на волоске: горящий самолет нес с собой многие тонны взрывчатого вещества.

Капитан Шамрай

Всем нам в этот злополучный вечер было вдвойне обидно: вышел из строя корабль, требующий ремонта обгоревшей обшивки крыла и смены аварийного мотора. Сорвался и боевой вылет на батареи дальнобойных орудий врага, беспощадно продолжавших уже два года обстрел Ленинграда. Но было и чувство удовлетворения: нам удалось сохранить боевой корабль и остаться самим в строю.

Когда пожар окончательно ликвидировали, инженер полка Корнилов водворил корабль при помощи трактора на стоянку и немедля приступил с техниками, механиками и мотористами к его ремонту.

— Эндель Карлович, пойдем на КП, — предложил мне Николаев. — Узнаем, как там остальные.

Я согласился. Присутствие наше у корабля особой пользы не приносило. Наоборот, инженеры и техники не очень любили, когда за их действиями постоянно наблюдают. Дело свое они знали и чувствовали себя без лас значительно свободнее.

Командный пункт дивизии жил своей обычной жизнью. Вслушиваясь в хаос заполнявших эфир точек и тире, радисты в наушниках не переставая покручивали верньеры настройки приемников и с лихорадочной поспешностью записывали зашифрованные донесения от летевших к цели кораблей.

— Счастлив ваш бог, — улыбнулся начальник штаба Арефий Никитич Иващенко, когда мы с Володей вошли на КП.

— Ну и спокойный же он мужик, — обращаясь к Иващемко, похвалил меня Николаев. — Такой и без бога управится.

— Помолчал бы уж! — огрызнулся я, вспомнив, как в полете, когда начался пожар, он меня уговаривал не волноваться. Тогда мне очень хотелось послать его ко всем чертям. И послал бы, да некогда было. Что греха таить, переволновались мы все, а я — не меньше любого другого. Но бояться — еще не значит паниковать и не сделать то, что нужно.

— Все корабли прошли исходный пункт маршрута, — доложил дежуривший в тот вечер на КП начальник радионавигационной службы капитан Низовцев.

— Пойдем поужинаем, — предложил Иващенко. — Пока дойдут до линии фронта, успеем.

За ужином Иващенко рассказал нам, что несмотря на прорыв блокады Ленинграда и овладение нами южным берегом Ладожского озера, положение ленинградцев все-таки остается тяжелым. Гитлеровцы все еще не теряют надежды сломить дух защитников города и изо дня в день бомбардируют город крупнокалиберными снарядами из дальнобойных осадных орудий.

— С немецкой педантичностью, минута в минуту, повторяются огневые налеты на город именно в те часы, когда происходит смена рабочих на заводах и фабриках, и множество людей движется по улицам, — закончил он, наливая себе чай.

На меня снова нахлынула обида за неудачу сегодняшнего взлета. Перепахать бы там, под Красным Селом и Ропшей, все их дальнобойные батареи вдоль и поперек бомбами… Перевернуть все кверху дном и дать покой Ленинграду, уберечь от гибели тысячи людей.

«Как там сейчас трудно, — думал я про себя. — Нет, «трудно», — это не то слово. Враг делал и делает все от него зависящее, чтобы превратить жизнь ленинградцев в нескончаемую пытку, сделать ее невозможной. Еще год назад, выступая перед своими приближенными, Гитлер цинично заявил, что «Ленинград выжрет сам себя», и «как спелое яблоко упадет к нашим ногам». Посылая теперь в город ежедневно тысячи снарядов, несущих с собой смерть и разрушение, враг все еще рассчитывает сломить волю горожан к сопротивлению. И так продолжается уже два года!»

— Теперь им все же легче стало, — словно угадав мои мысли, заговорил Иващенко. — Вдоль берега Ладоги уже в феврале проложили новую ветку железной дороги. Правда, она хотя и обстреливается, но снабжение войск и населения стало лучше. От голода люди уже не умирают.

Бог ты мой! «От голода уже не умирают!» Какая же должна быть сила духа, вера в себя, в Коммунистическую партию, чтобы в этих нечеловеческих, немыслимых условиях не извериться, не упасть духом! Бороться и работать, верить в победу!