Тревожное торжество

– Это ты убила ее! Она влюбилась в Хавина, решила бросить меня и уехать к нему: он звал ее к себе. Но вдруг узнала, что с Павлом живешь ты и что он тебе сделал предложение и что ты приняла его. Она не смогла перенести этого.

Юлию оглушили слова отца. Телефон снова выпал из рук. Она начала медленно подниматься и пятиться, отступая от Хавина.

– Что, что? – не понимал он, пытаясь удержать девушку.

Она с диким испугом вырвала руку. Все, все, все. Боже, они оба стали причиной самоубийства ее матери. Голова раскалывалась. Нельзя строить своего счастья на смерти матери. Это преступно. Безжалостно и подло. Мать всегда по-своему поддерживала ее. А теперь без матери она осталась одна как перст. Впервые ощутила, что страшно остаться совсем одной. Павел больше не в счет, мгновенно он стал далек от нее как никогда. А отец никогда и не был близок. Мужа вообще уже не видела рядом с собой.

Хавин что-то говорил, но она не слышала. Он попытался подняться с постели, но Юлия замахала руками и закричала:

– Не приближайтесь ко мне! Не приближайтесь! – И выбежала из палаты. Пронеслась по коридору, по лестницам, вырвалась на улицу. Слезы застилали глаза. Мозг ничего не контролировал. Бездумно проскочила двор и выбежала на тротуар, бросилась через дорогу на другую сторону улицы. Не услышала, как запищали тормоза автомобиля и даже не почувствовала удара, упала на асфальт и потеряла сознание. Мгновенно собралась толпа. Кто-то сбегал в больницу, появились медики, носилки. Кто-то охнул:

– Господи, сколько крови. Да как же так?

Ее положили на носилки. А вслед раздалось:

– Дай бог, чтобы все обошлось.

Сразу же спешно Юлию отвезли в операционную палату. После операции на третий день она пришла в себя. Медсестра шепнула Хавину:

– Надейтесь.

Он все дни с костылем в руках просидел у двери реанимационной палаты. Ни есть, ни пить не мог. Вокруг плавал удушливый туман. Обрадовался, когда услышал, что Юлия очнулась. Решительно потребовал, чтобы его пустили к ней хотя бы на минуту. Только взглянуть на нее. Никакие уговоры и запреты не подействовали. В конце концов медсестра сжалилась, сдалась:

– Ну, только на минуту, и не разговаривайте, ей нельзя.

Юлия была в бинтах. Открыла глаза, когда он дотронулся до ее руки. Павел с замиранием шепнул:

– Все будет хорошо. Все будет хорошо. Молчи, ничего не говори.

Но губы девушки слегка шевельнулись:

– Мы обе любили вас, но вы – наше несчастье.

Павел едва уловил эти слова, и они были как приговор для него. Сердце могло разорваться на части.

Так и не исполнилось его желание: сделать счастливой женщину возле себя. Судьба снова подставила подножку. Как же это больно и как горько. По щеке поползла слеза, тело обвисло на костылях. Он потерянно поцеловал руку Юлии и опустил голову. Сможет ли она когда-нибудь простить ему все, что произошло? И способен ли он ждать этого прощения?

Груз вины перед Вероникой и Юлией раздавил совершенно. И все-таки из палаты он вышел с надеждою, что все должно быть хорошо.

А ночью Юлия умерла. Умерла тихо. Будто заснула. Обнаружили это лишь под утро.

Хавин чуть не обезумел, долго не находил себе места. Казнил себя за все, и особенно за то, что не попросил у Юлии прощения.

На похоронах у Вероники присутствовало много народу.

Но Аспенский был сильно недоволен, что на погребение матери не приехала Юлия. Уже когда возвращался с кладбища, его догнала весть о смерти дочери. Известие потрясло Константина. Два несчастья, одно за другим, подействовали на него так сильно, что у него точно отнялся язык. Он умолк и сгорбился. Все, кто знал Аспенского, поразились, как мгновенно прочный, железный человек поник, сжался и постарел.

Между тем, когда из Москвы привезли гроб с телом дочери, он держался стоически и не проронил не слезинки. Глаза его были пусты, неподвижны и безжизненны.

Валентин не отходил от гроба жены до самой могилы. А когда по крышке ударили первые комья земли, у Валентина из глаз упали крупные черные слезы.

Вся его прежняя злость, ненависть, негодование, ярость и месть шли от неимоверной любви к Юлии. Он окончательно ясно осознал это. И не мог принять, что Юлия ушла навсегда. Больше никогда ее не будет. Вдруг стало очевидно, что без Юлии у него нет будущего, нет ничего. Как поздно он все понял. Каким же он был дураком. Весь этот окружающий мир без нее пуст и бессмыслен.

После похорон Валентин поехал на квартиру родителей, достал охотничье ружье отца, зарядил и выстрелил себе в грудь.

Хавин приехал на кладбище, когда уже никого не было. С трудом вылез из машины и на костылях подошел к могиле Юлии. С портрета на свежем холмике из вороха цветов на него глянуло счастливое лицо красавицы. Сердце у Павла сдавило как стопудовым прессом. Тяжко было смотреть на прекрасное лицо, которым он всегда любовался и которое с удовольствием целовал.

Он плакал. Слезы катились по щекам тяжелыми свинцовыми дробинами. Плечи тряслись. Пробирала жуть от безвозвратной потери. Потом удрученно затих. Долго молчал, прежде чем выдавить:

– Прости меня, Юлия. За все прости, если можешь. Я люблю тебя и всегда буду любить.