Тревожное торжество

– И ты ложись спать, Алла, ты слишком возбуждена, – посоветовал Константин с новой ухмылкой.

Эта резануло слух Истровской, и догадка кольнула в сердце. Алла выдохнула:

– Вероника с Павлом? Ты подложил ее под Павла? Негодяй!

Аспенский грубо прервал:

– Мне надоели твои вопли, дурная баба. Ты много выпила сегодня. Я говорил тебе, не пей так много.

Истровская забилась в истерике:

– Говори, где Вероника? Отвечай, паразит! Я все равно найду их!

– Спит! – жестко отрубил Аспенский и оборвал телефонный разговор.

Алла нервно сжалась, стуча зубами, и долго приходила в себя. Дышала полной грудью, не чувствуя ни ног, ни рук.

Когда фары автомобиля Хавина осветили кирпичный забор и ворота к большому кирпичному дому Аспенских, Вероника протянула водителю ключи:

– Здесь от калитки и от ворот.

Тот открыл и въехал во двор. Свет фар уперся в кирпичную стену с большими темными окнами и фасонные двери дома. Вероника и Хавин вышли из машины. Павел ощутил досадное волнение, словно с ним происходило какое-то сумасшествие. Пустой дом. Вероника. Он. Может быть, все-таки не стоило соглашаться с ее предложением. Впрочем, глупо было теперь об этом думать. Обожгла шальная мысль, что именно это ему и нужно теперь.

До сих пор лишь сумасшествие бизнеса целиком поглощало его, он кипел в этом сумасшествии, делал деньги и никого вокруг себя не замечал. Женщины для него были сопутствующим звеном. Они шли рядом, сопровождали. Однако это не устроило их. Жены хотели, чтобы Павел сходил с ума от них, а уже потом от бизнеса. Но у него было все наоборот.

Впервые в нем как-то это перевернулось, когда с ним была Юлия. А теперь ее лицо стало в памяти теряться и на его месте возникло лицо Вероники. Сожалеть об этом было глупо, ибо он не сомневался, что уже больше никогда не встретит Юлию.

Павел смотрел, как Вероника открывала дверь в дом. Стройная фигура, красивые ноги, горделивая осанка – все нравилось ему. Она открыла дверь и сквозь полосу света фар вернулась к Хавину, приблизилась так, что он уловил ее дыхание:

– Вы о чем-то думаете, Павел? – спросила так, будто знала все его мысли.

А ему захотелось обнять ее, его тело напружинилось. Вероника слегка раскрыла рот, как бы предлагая губы для поцелуя. Но Павел стряхнул с себя это наваждение, не поддался порыву, боясь все испортить. Через силу выговорил:

– Ни о чем я не думаю, Вероника.

– Значит, мне почудилось, – вздохнула она. – Наверно, в темноте всегда что-нибудь чудится.

– Возможно, – буркнул Павел.

Вероника продолжала стоять перед ним, и он начинал понимать, что она ждет от него каких-то действий. Следовало взять ее за плечи, обнять и поцеловать. Однако Павел не сделал этого. Он отступил на шаг. И тогда она проговорила:

– Я приглашаю вас в дом, – взяла его за локоть.

Вошли внутрь, Вероника включила свет и сопроводила Павла по комнатам, что-то поясняя. Но Хавин восхищенно смотрел на женщину и не слышал ее пояснений. В пустом доме – никого кроме них. Ее голос завораживал. Его тело готово было взорваться от напряжения. Вероника посмотрела ему в глаза:

– Да вы меня не слышите, Павел. Поглядите, это комната, в которой вы будете спать, а эту кровать я сейчас застелю для вас. – Вероника улыбнулась. – Я всегда сплю на ней, когда ночую в доме. Мне нравится эта кровать. Вам она тоже понравится.

От ее близости у Павла перехватило дыхание. По телу побежало тепло.

– Вы думаете? – прошептал он и судорожно обнял ее за талию.

– Да, – тоже прошептала Вероника.

Павел провел рукой по ее бедрам и почувствовал, как они вздрогнули и подались к нему, хотя он не делал для этого никаких усилий. Она не пыталась отстраниться, ее губы были все ближе, грудь притиснулась к нему. А руки поднялись и обхватили его за шею. Павел поймал ее губы. И крепко прижал женщину к себе.

Поцелуй длился долго, может быть, даже очень долго. Но Павел не мог прервать его, потому что не хотел прекратить состояние безумия. Вероника не противилась. Павел каждой клеткой своего тела ощущал ее податливость. Наконец он оторвался от ее губ и поднял на руки. Понес к кровати, не слыша, как она шептала ему:

– Павел, Павел, помнете платье. Павел, Павел, надо снять платье. Погодите, я сниму платье.

Он положил Веронику на кровать, и больше она не обращала внимания на платье. Одежда была отброшена и два тела жадно сплелись. Куда только подевалась уравновешенность Вероники. Она была неистовой, безудержной и ненасытной до ласки.

Ему нравилось, как ее тело металось в восторге. Ее не потухшая красота знала, что не так много времени у нее остается до появления первых следов увядания. Женщина желала остановить время и взять из молодости все, что не успела прежде.

Затихла Вероника, когда выбилась из сил. Павел откинулся от нее и закрыл глаза. Долго лежали молча. Потом Вероника выговорила:

– У меня чуть не остановилось сердце, Павел.

– Я бы не хотел, чтобы это произошло, – отозвался он.

Но она вдруг обескуражила:

– А я бы хотела. Это прекрасно. – Потом спросила: – Вам понравилась моя постель?

Павел понял иносказательность вопроса, конечно же, Вероника хотела знать, понравилась ли она сама ему в постели.