Тревожность у детей

Теоретически, как подчеркивают многие авторы, разница между тревогой и страхом проста: страх – это реакция на конкретно существующую угрозу; тревога – это состояние неприятного предчувствия без видимой на то причины (причина существует только в сознании человека). Но при анализе конкретного случая состояния напряжения установить эту разницу довольно непросто. Часто очень трудно сказать, является ли наблюдаемая реакция страхом или тревогой, или чего в ней больше – страха или тревоги, или в какой момент страх переходит в тревогу и наоборот. Авторы, которые особо подчеркивают эту разницу, не всегда последовательны в ее применении к конкретным случаям. Freud, к примеру, рассматривает тревогу часто с точки зрения аффекта, игнорируя при этом объект, вызывающий ее; тем не менее, он определяет объективную тревогу как «естественное и рациональное» явление; следует называть его реакцией на восприятие внешней угрозы, на ожидаемый или предвидимый ущерб. Такая реакция – по сути своей страх, хотя и названа «объективной тревогой». В работе «Hemmung, Simptom und Angst» (1926) он утверждает, что правильнее использовать слово «боязнь» вместо слова «тревога», если есть связь с реальным объектом, однако независимо от наличия такого объекта сам Фрейд во всех случаях использует термин Angst.

Тревога предполагает существование объекта. Freud показал со всей очевидностью, что если опасность неизвестна, это отнюдь не означает, что тревога – продукт беспочвенной фантазии. Тревога в этом случае основана на угрозе, существующей в человеческом бессознательном. Поэтому, как указывает Rheingold (1967), было бы целесообразным определить разницу между страхом и тревогой не в рамках наличия или отсутствия объекта, но опираясь на понятия внешнего и внутреннего объекта. При этом возникает проблема дифференциации внешних и внутренних источников угрозы. В случае фобии мы имеем вполне определенный внешний объект; для человека, страдающего фобией, угроза исходит извне, он же просто опредметил эту угрозу таким образом, что она оказалась соотнесенной со сравнительно нейтральным объектом или ситуацией. Многие люди страдают от самых различных страхов, которые связаны скорее с неприятными предчувствиями, чем с реальными опасностями. «Внешнее» и «внутреннее» – понятия относительные; внешнее интерпретируется и оценивается организмом, внутреннее стремится к объективации.

Трудности, связанные с попытками провести четкую линию между внешним и внутренним, наглядно проявились в определении Zetzel (1955). Страх – это нормальная адекватная реакция на ситуацию внешней опасности; тревога – это (1) преувеличенная, то есть неадекватная реакция на ситуацию реальной внешней опасности; (2) преувеличенная реакция на малозначимую ситуацию внешней опасности; (3) реакция, похожая на страх, но при отсутствии ситуации внешней опасности или (4) преувеличенная, то есть неадекватная, реакция на ситуацию внутренней опасности.

При объективном подходе, для того чтобы отличить страх от тревоги, необходимо решить, является ли данная реакция адекватным, рационально направленным на самосохранение ответом на реальную, безусловную опасность, или же между стимулом и реакцией есть диспропорция. Если для одного человека какой-либо стимул может оказаться достаточным для того, чтобы вызвать страх, то для другого этот же стимул может не иметь никакого значения. С возрастанием диспропорции становится все более очевидным, что источник аффекта находится в самом человеке. В том случае, когда объект отсутствует, или малозначим, или не представляет опасности, безусловно, реакцию следует рассматривать как иррациональную, являющуюся выражением тревоги. Субъект реагирует определенным образом не в силу объективных факторов, вызывающих страх, а в силу их объективной значимости для него, поэтому, как отмечает Drinker и Robbins (1954), в ситуации обычной или минимальной опасности организм может давать такие бурные реакции, как если бы столкнулся с угрозой для жизни. С другой стороны, то, что представляется тревогой из-за преувеличенной реакции, может быть в действительности коммуникативным страхом, обусловленным психотравмой, полученной в детстве. В данном случае возникает несколько вопросов. Где проходит граница между предположительно универсальным страхом змей и грызунов и индивидуальной фобической реакцией? Между детскими страхами, являющимися продуктом воображения или усвоения, и проявления чувства внутренней незащищенности? Между осведомленной озабоченностью и нехорошими предчувствиями? Становится понятным, что хотя мы во всех случаях имеем дело с объектом, слишком категоричное деление факторов на внешние и внутренние вряд ли целесообразно.