Тревожные галсы

«Женские руки, словно руки волшебника», — почему-то подумал Скляров. Он прошел в свой кабинет. Все здесь указывало на то, что хозяин имеет отношение к морю. На книжном шкафу блестел искусно сделанный минерами по случаю дня рождения командира корабля маяк. А вот маленький макет «Бодрого», подаренный лейтенантом Грачевым, когда Скляров был старпомом еще у Серебрякова. На стене в рамке висел портрет адмирала Нахимова, который нарисовал Ромашов в бытность курсантом военно-морского училища. «Паша, никто не знает, как сложится у нас служба на морях, но я хотел бы видеть в тебе черты флотоводца!» — сказал тогда Ромашов. А перламутровую, розового цвета ракушку, что стоит рядом с семейной фотографией, ему подарил капитан «Горбуши» Серов. «Пусть всегда в твоем доме шумит море...»

Море... Оно входит в человека, как входит непрошеным гостем любовь — тревожная и сладкая, а потом бередит душу подобно ране, не успевшей затянуться.

Море, часто думал Скляров, — это соль на губах. И тревожные дороги юности, вот как у комбрига Серебрякова или капитана «Горбуши» Серова: воевал он в годы тревожные на Севере, отслужил свой срок, но от моря не ушел.

Море, не раз говорил морякам Скляров, это испытание на совесть, на выдержку и характер; оно плетет нашу судьбу.

«Вот и моя судьба связана с морем, — подумал Скляров, — и никуда от него не уйдешь и не бросишь, потому что море — это и есть жизнь. Даже камни ощущают его теплоту, а уж человек и подавно».

— Ты о чем задумался? — спросила жена.

— О корабле... — Скляров взял газету, развернул ее, но читать не стал. — Понимаешь, с Кесаревым у меня конфликт. По вине его матроса «Бодрый» не выполнил задачу. Я хотел было списать его с корабля, а у него беда — жена вдруг уехала.

— Наташа? — искренне удивилась Зина. — А я дважды ходила к ней, хотела платье раскроить, а на дверях — замок. Ну, и что теперь?

Скляров молчал. Все эти дни, когда «Бодрый» находился в море, ничто его так не волновало, как учение; однако срыв с постановкой мин настолько ошарашил его, что он все еще никак не мог прийти в себя, собраться с мыслями. А тут еще эта семейная драма у Кесарева.

— И сам не знаю, что делать, — вздохнул Скляров. — Просил замполита поговорить с Кесаревым по душам. Надо же узнать, в чем тут дело. Наташа не такая, чтобы без причины уезжать. Нет, не такая. Видно, Кесарев чем-то обидел ее...

Жена ушла на кухню, а он снова развернул газету. Но тут зазвонил телефон. Он взял трубку. Звонили с корабля.

— Тревога, товарищ командир. «Бодрому» тревога, — докладывал старпом.

Он мигом оделся, подошел к жене, ласково тронул ее за плечо.

— Сама ужинай. Я ухожу и, видно, надолго...

Она никогда в таких случаях не задавала вопросов и теперь коротко молвила:

— Семь футов тебе под килем, Паша... И нас с сынком не забывай...

Ночь прошла незаметно. Наскоро позавтракав, Скляров поднялся на ходовой мостик. «Бодрый» по-прежнему шел в кильватер неизвестному судну. Старпом Комаров доложил, что «иностранец» курса не менял и рыбу пока не ловит.

— Что, спят там, зыбь укачала? — усмехнулся капитан 2 ранга.

«Иностранец» странно вел себя у наших берегов. Видимо, его визит имел какую-то необычную цель, о которой, возможно, догадывались в штабе флота. Это Скляров понял, когда на корабль перед съемкой со швартовов прибыл адмирал. Напутствуя командира «Бодрого», он говорил, что за судном надо идти по пятам, ни на минуту не спускать с него глаз. Провокациям не поддаваться, докладывать обо всем замеченном. А если судно вознамерится форсировать Черные скалы, то преградить ему курс. Скляров не испытывал особого удовлетворения походом — такие экстренные выходы нарушали четко отлаженную учебно-боевую жизнь экипажа. Но относился к ним он с особой ответственностью.

«Бодрый» шел курсом зюйд. Море серо-зеленое, свинцовое. Небо будто придвинулось, дохнуло ледяным холодом. Ветер тяжелый, сырой. Но вот сквозь тучи проклюнулось солнце, и стальной кольчугой заискрилась вода. В этот момент «иностранец» стал менять курс, о чем Склярову доложил вахтенный офицер Грачев.

«И чего судно петляет? — подумал капитан 2 ранга и поднес к глазам бинокль. Корабль находился от судна в нескольких кабельтовых, и хотя на море стояла дымка, можно было видеть, как на палубе «иностранца» суетились люди. Судя по всему, они к чему-то готовились. И курс изменили не случайно. «Может быть, ждут подводную лодку?» — подумал Скляров. Он тут же запросил радиолокационный пост. В трубке послышался слегка охрипший голос Власа Котапова.

— Говорит командир! — резко бросил в микрофон Скляров. — Включите еще одну станцию. Что? Людей не хватает, все на вахте? Тогда сами заступайте.

— Есть, — отозвался Котапов.

Подошел замполит Леденев.

— А я только хотел пригласить тебя на мостик, — сказал ему Скляров. — Обстановка осложняется. Прошу на несколько минут в кают-компанию собрать свободных от вахт коммунистов.

Когда люди были в сборе, Скляров оставил за себя старпома, наказав не упустить «иностранца», а сам поспешил в кают-компанию. Увидев его в дверях, Леденев подал команду встать.