Тревожные галсы

«Жека, милый!

Я в отчаянии. Ты оставил меня не одну. Куда мне теперь? У меня был выход, как и у каждой женщины, но я не пошла на это...

У меня на глазах слезы, и я не могу больше... Ты прости, Жека, что я такая слабенькая. Мне казалось, что ты живешь только мною. Но ты даже не пришел проститься, когда уходил в море. Долго я ждала тебя, плакала по ночам: где ты, что с тобой? А время бежало. Тогда я пошла в штаб, и мне сказали, что ваша лодка не вернулась в базу. У меня померкло в глазах, и не знаю, как хватило сил добраться домой. Наплакавшись, легла спать. Но так и не уснула до рассвета. Ты стоял перед глазами. Кажется, что сидел в моей комнате.

Время шло, но боль не угасала. И вдруг узнаю, что ты — живой! Каким-то чудом добрался на остров и теперь лежишь в госпитале. Дали мне адрес и сказали, чтобы сразу же тебе написала.

Милый Жека, береги себя. Ты нужен не только мне... Потом все объясню, не мучься догадками.

Целую, милый, и жду ответа. Я сейчас лежу больная, а то бы сама приехала. Пишу тебе, а у самой жар.

Целую. Твоя Юлька».

Савчук свернул листок, чувствуя, как дрожат пальцы.

«Мне писала, а я письмо так и не получил», — подумал он.

— Кто этот Жека? Может быть, вы знали его?

Савчук ожидал, что она спросит об этом, и боялся того, что может произойти. Он шумно вздохнул.

— Нет, не знал...

Катя настороженно взглянула на него:

— Но ведь вы тоже тонули на подводной лодке?

Савчук сдержанно сказал:

— Да, я тонул... Так ведь сотни моряков тонули...

Стало тихо, слышно было, как в бухте голосили чайки. Катя смотрела куда-то на море.

— Мама пишет этому Жеке, — наконец заговорила она. — Кого она имеет в виду? А вы, Евгений Антонович, раньше знали мою маму?

— В Полярном все мы знали друг друга, — сказал он деланно-равнодушным тоном. — Помню, как-то танцевал с твоей мамой...

Катя спрятала листок в сумку.

— Положу обратно. Это мамина тайна. Я случайно нашла ее старые письма. У нее есть еще одно, которое она писала этому Жеке на лодку. Но оно вернулось, как и это. На конверте пометка: «Адресат выбыл».

— Как она чувствует себя?

— Хорошего мало. У нее сердце... — Катя помолчала. — Сегодня, утром я приехала, и она разволновалась. А может, оттого, что выхожу замуж?

Ее глаза блестели, и Савчук не мог оторвать от нее взгляда. Она была так на него похожа. Такой же нос, чуть с горбинкой, широкий, открытый лоб, крутой подбородок.

Катя, сидя на лавке, озябла, и Савчук предложил пройтись. Но она сказала, что ей пора домой.

— Может, и вы к нам зайдете?

— Не могу. — возразил Савчук. — В другой раз. На корабле ждут.

У себя в каюте Савчук стал размышлять о тех письмах, которые Юля ему посылала. Но разве он виноват в том, что не получил их?

 

Наутро, когда Савчук позавтракал, к нему зашел Скляров. Он сообщил, что на десять утра их приглашает к себе командующий флотом.

— Да? — удивился Савчук. — Что же это значит, не думаете ли вы, что испытания могут отменить?

— Не думаю, — твердо сказал Скляров.

Командующий флотом был в кабинете один. Чувствовалось, что он не в настроении. Вскоре и Савчук, и Скляров поняли, в чем дело. Адмирал только что вернулся из Москвы. Главком, наряду с другими вопросами, поинтересовался, как на флоте идет испытание нового оружия.

— Я доложил главкому, что осталось лишь опробовать мину, но вторую неделю море штормит, — сказал командующий. — Теперь шторм пошел на убыль, и дня через два «Бодрый» может выходить в море. Вот и пригласил вас послушать, все ли готово. Как вы, Евгений Антонович?

Савчук смущенно промолвил:

— Если говорить о мине, то, думаю, она нас не подведет. Последняя фаза испытаний. Впрочем, всякое бывает...

Адмирал взглянул на Склярова:

— Как ваш минер — Кесарев, кажется, — справится?

Скляров пожал плечами, но не успел что-либо сказать, ибо с места поднялся Савчук.

— Лично я на Кесарева полностью полагаюсь, и больше мне никого не надо.

Командующий встал.