Тревожные галсы

— Что же будем делать? — Ромашов старался говорить спокойно, но голос его дрожал, и все, кто был на мостике, поняли: случившееся вывело командира из себя. — Где мы находимся?

Штурман заспешил в рубку. Ромашов направился следом за ним, взглянул на карту. «Гордый» бороздил море милях в ста от Ленинграда.

— Сто пятнадцать миль, — уточнил штурман.

«Пока будем пользоваться магнитным компасом, а как только закончатся учения, придется зайти в Ленинград», — решил Ромашов. Об этом он сказал штурману. Тот повеселел.

— Я схожу на склад и получу электромотор, — заверил он командира.

Ромашова огорчило случившееся. Придется ему запрашивать адмирала Журавлева, а тот может и не разрешить заход корабля в порт. «Что ж, тогда будем работать с магнитным компасом, хотя это и сопряжено с большими трудностями, — размышлял Ромашов. — Я мог бы взыскать со штурмана, но вины его в этом нет. Механизмы не вечны, они, как и люди, выходят из строя. Только бы дали нам электромотор в базе. Только бы дали...» Он подошел к локатору станции кругового обзора. На темном экране вспыхнула зеленая точка.

— Рыбаки, — доложил вахтенный радиометрист. — Я давно обнаружил их судно, — и, помолчав, матрос спросил: — Товарищ командир, мы еще долго пробудем в море?

Ромашова удивил, как ему казалось, дерзкий вопрос, он подошел к матросу ближе.

— А что вас волнует?

Матрос смутился, в его черных глазах затаилась печаль.

— Я слушаю.

— Беда случилась, товарищ командир. Перед выходом в море я получил телеграмму. Мать положили в больницу. А тут — учения... — Он с надеждой посмотрел на командира. — Боюсь, как бы не потерять ее...

«Его я мог бы отпустить, — подумал Ромашов. — Отменно несет вахту, торпеды помог обнаружить».

— Потерпите еще денек, что-то придумаем, — пообещал Ромашов. И, сам не зная почему, добавил: — Мать надо беречь. Я тоже берегу свою маму...

Зазвонил телефон. Ромашов взял трубку и услышал голос Грачева: старший лейтенант докладывал о том, что принят сигнал «Вега».

— Наконец-то, — вздохнул Ромашов, положив трубку на рычажок. — Старпом, вы слышите? Учения закончились. Теперь — домой, на Север.

— А гирокомпас?

— Это меня и волнует, — Ромашов подозвал к себе штурмана. — Пишите заявку, укажите в ней все, что надо. Я думаю, что адмирал Журавлев даст нам добро...

— А если не даст? — сощурил глаза старпом. — На одном магнитном компасе рискованно идти штормовым морем.

— Если что, я постараюсь убедить адмирала.

Ромашов сошел с мостика и направился в радиорубку. Дверь была чуть открыта, за столом сидел Грачев. Он что-то старательно чертил на бумаге, разложив ее на квадратном столике. Увидев командира, он встал и доложил о том, что готовит тексты для тренировки радистов.

— Вот что, Грачев, мне нужна связь с начальником штаба флота. Срочно...

— Есть!.. — Грачев тут же стал настраивать радиоаппаратуру. То, что командир не вызвал его на мостик, а сам пришел в радиорубку, ему польстило, и он старался как можно скорее наладить связь.

Ромашов сидел на стуле-вертушке угрюмый, болела голова от бессонницы, от всего пережитого за эти десять суток учения. А тут еще предстоит разговор с адмиралом. «Ну и что, разве я виноват в том, что случилось? — спросил себя Ромашов и сам же ответил: — Ни я, ни штурман... У механизмов, как у человека, есть свой предел...»

— Связь установлена, — доложил Грачев и передал Ромашову трубку радиотелефона.

— Это кто, первый? Так, ясно... Докладывает пятый. Прошу вашего разрешения зайти в Ленинградскую военно-морскую базу... Да, да, крайне необходимо — вышел из строя гирокомпас. Только на один день... Вас понял: бросить якорь на рейде... Добро, товарищ первый, вас понял... — Ромашов легко вздохнул. — Кажется, адмирал не сердится.

«Гордый» бросил якорь на рейде. Был тихий вечер, солнце скатилось за горизонт, окрашивая края лохматых туч в бронзовый цвет. Ромашов долго разглядывал порт в бинокль, потом обернулся к старпому:

— Всегда волнуюсь, когда смотрю на Питер... — помолчав, добавил: — Дед мой тут на Путиловском заводе работал, сражался на баррикадах. А отец в Великую Отечественную оборонял Ленинград. Здесь и погиб. И сам я вырос в этом славном городе... Ну, а где штурман?

— Я тут, товарищ командир, — штурман показал бумаги. — Подпись ваша нужна и печать, а так все готово.

Они прошли в каюту.

— Хлебнули моря вдоволь, теперь бы отдохнуть, но что поделаешь? То одно, то другое... — сказал Ромашов, снимая реглан, на котором пятнами осела морская соль. — Да, старпом, где там наш командированный?

Грачев шагнул из-за двери:

— Слушаю вас, товарищ командир.

— Слушаешь, да? — усмехнулся Ромашов. — Ну так слушай... У тебя, кажется, кто-то есть в городе? — И он прищурил глаза. — Сутки будем стоять, можно сойти на берег. И вот еще что, тут у матроса Сергеева, радиометриста, мать в тяжелом состоянии. Когда уходили на учения, он никому не доложил об этом. А теперь вот сказал... Я решил отпустить его, так что проводите матроса в аэропорт, а уж потом — по своим делам. К утру быть, ясно? — Он взглянул на штурмана. — Может, и Грачев с вами пойдет?