Тревожные годы

Вопрос, предложенный Тебеньковым, несколько сконфузил меня. Признаюсь, он и мне нередко приходил в голову, но я как-то всегда отлынивал от его разрешения. В самом деле, что станется со мной, если женщины будут пристроены к занятию? Кого я буду баловать? Теперь, покуда женский вопрос еще находится на старом положении, я знаю, где мне в "минуту жизни грустную" искать утешения. Когда мне горько жить, или просто когда мое сердце располагается к чувствительности, я ищу женского общества и знаю наверное, что там обрету забвение всех несносностей, которые отуманивают мое существование ici bas [здесь, на земле (франц.)]. Там я найду ту милую causerie [беседу (франц.)], полную неуловимых petits riens [безделиц (франц.)], которая, не прибавляя ничего существенного к моему благополучию, тем не менее разливает известный bien etre [благостный покой (франц.)] во всем моем существе и помогает мне хоть на время забыть, что я не более, как печальный осколок сороковых годов, живущий воспоминанием прошлых лучших дней и тщетно усиливающийся примкнуть к настоящему, с его "шумом" и его "crudites" [грубостью (франц.)]. Там я отдохну душой, в самом изящном значении этого слова. Там, на этих волнах кружев и блонд, на этом грациозном смешении бархата и атласа, мой взор успокоится от сермяжных впечатлений действительности. Там я найду тот милый обман, то чудесное смешение идеального и реального, которого так жаждет душа моя и которого, конечно, не дадут никакие диспуты о прародителях человека. Там все уютно, все тепло; там и свет не режет глаз, и тени ложатся мягче, ровнее. И всего этого вдруг не будет? И на мой вопрос: "Дома ли Катерина Михайловна?" - мне ответят: "Оне сегодня в окружном суде Мясниковское дело защищают"?! Что со мной станется, когда все эти petits riens исчезнут, уступив место крикливым возгласам о фаллопиевых трубах и об околоплодной жидкости? Кого я буду баловать? Перед кем стану сжигать фимиам моего сердца? Кому буду дарить конфекты? Кого станут называть "belle dame"? [красавицей (франц.)]

Но разве надо мной одним стрясется беда - что будет с литературой, с романом? Если безделица отойдет на второй план, о чем будут трактовать романисты? Что ни говори, как ни притворяйся романист публицистом и гражданином, ему никогда не скрыть, что настоящая болячка его сердца - это все-таки улучшение быта безделицы. Не будет девиц, томящихся под сенью развесистых лип в ожидании кавалеров, не будет дам, изнемогающих в напрасной борьбе с адюльтером, - не будет и романа! Вот что ясно для меня, как дважды два. Но, ради самого бога, что же тогда будет! Кто меня утешит? кто заставит пролить слезу? Нет! ежели не ради себя, то ради романа, ради "изящной словесности" - я протестую!! Возьмите все, что угодно! Попирайте авторитеты! подкапывайтесь под основы! Оспоривайте русское происхождение Микулы Селяниновича! но сохраните девиц, глядящих на большую дорогу, по которой имеют обыкновение приезжать кавалеры, и дам, выходящих на борьбу с адюльтером! Ah, c'est si joli - une femme qui reste indecise entre le devoir et l'adultere! [Женщина, колеблющаяся между долгом и адюльтером, - ах, это так красиво! (франц.)] Сколько тут перипетий! сколько непредвиденного! Какая горькая, почти безнадежная борьба! Даже суровые моралисты - и те поняли, как велик предстоящий в этом случае женщине жизненный подвиг, и потому назвали победу над адюльтером - торжеством добродетели. Вот эта женщина "добродетельна", - говорят они, - ибо с успехом боролась в Чугуеве с целым штабом военных поселений. А вот эта женщина не может быть названа "добродетельною", потому что не могла устоять перед настойчивостью одного землемера... Одним словом, всякая женская "добродетель" заключена тут, в этом ограниченном, заветном круге...

- И за всем тем, я все-таки снисходителен, - продолжал мой друг, - до тех пор, пока они разглагольствуют и сотрясают воздух междометиями, я готов смотреть на их домогательства сквозь пальцы. Mais malheur a elles [но горе им (франц.)], если они начнут обобщать эти домогательства и приискивать для них надлежащую формулу... ah, qu'elles у prennent garde! [пусть остерегаются! (франц.)]

- Но ведь они ничего же и не формулируют!

- Гм... ты думаешь? ты полагаешь, что женский вопрос, по их мнению, в том только и состоит, чтоб женщины получили доступ в телеграфистки и к слушанию университетских лекций? Ты серьезно так полагаешь?

- Позволь! дело не в том, как я или они полагают, а в том, чем они ограничивают свои домогательства!

- A d'autres, mon cher! Un vieux sournois, comme moi, ne se laisse pas tromper si facilement [Говори это другим, мой дорогой! Старую лисицу вроде меня не так-то легко провести (франц.)]. Сегодня к вам лезут в глаза с какою-нибудь Медико-хирургическою академиею, а завтра на сцену выступит уже вопрос об отношениях женщины к мужчине и т.д. Connu! [Знаем! (франц.)]