От губчека до дома, а котором снимала комнату Нюся, было чуть больше пяти кварталов, четверть часа неспешной ходьбы. Женя Сурикова, шедшая позади шагах в сорока, могла бы совсем не таиться: за всю дорогу Нюся так ни разу не обернулась, не остановилась. Только однажды, когда поравнялась с местом, где нынче утром на нее напал гаюсовский связной, всем телом вздрогнула и чуть замедлила шаг. Но только на секунду. Свернув на Крестьянской направо, она прошла еще с полквартала и скрылась в парадном дощатого двухэтажного дома с висящей над тротуаром верандой, сплошь увитой диким виноградом. Женя остановилась на другой стороне улицы, возле церковной ограды. Отсюда хорошо просматривалась вся улица, и в частности дом, куда зашла Нюся. Следовать за ней дальше не было смысла: и без того было известно, в какую именно квартиру вошла вдова поручика Звягина, в девичестве Здановская.
А та поднималась по визгливой лестнице так же отрешенно, как и шла, мертвенным, ничего не выражающим взглядом встретила открывшую ей дверь соседку и, не сказав ей и «спасибо», прошла в свою комнату. Похоже, Нюся забыла, зачем явилась домой: застыв у дверей, она силилась что-то вспомнить, но никак не могла, и страдание отражалось на ее лице. Со двора доносились визг пилы, грубый смех, голоса. Она обхватила руками голову, зажала уши и постояла еще и так.
Но вот она, видно, вспомнила. Опустила руки, подошла к комоду и выдвинула ящичек. Из-под кипы кружевных воротничков, манжет, вышитых батистовых платочков достала маленький никелированный браунинг. Села за стол. Сдвинула предохранитель, передернула ствол, досылая патрон. Подняла голову: с фотографии на стене смотрела пышноволосая девочка в гимназической форме. Она сидела на стуле с высокой спинкой, скрестя туфельки и опершись локтем на круглый подцветочник. Глаза у девочки были веселые, казалось, она едва сдерживалась, чтоб не рассмеяться.
Зато лицо Нюси вдруг стало злым. Она торопливо сунула браунинг в карман жакетки и, забыв на столе ключи, выбежала из комнаты. Увидев Нюсю, вышедшую из парадного и быстро удаляющуюся по Крестьянской от церкви, Сурикова пересекла улицу и, придерживаясь прежней дистанции, последовала за ней. Когда та свернула на Петроградскую, Женя с облегчением перевела дух: на этой богатой магазинами улице она могла держаться с Нюсей хоть рядом, не рискуя быть замеченной. С приходом НЭПа Петроградская улица стала мало чем отличаться от прежней Панской — главной торговой артерии Самары.
…Тем временем в нескольких кварталах от них, в помещении аптеки № 3 продолжался бестолковый спор на медицинскую тему. Огромный мужик в черной рубахе, галифе и лаптях бубнил очкастому продавцу:
— Ты пойми, мил человек, не с руки мне нынче хворать. Самый извоз. Ты мне дай такого, чтоб враз внутрях полегшало…
— Ты пойми, садовая голова, я же не знаю, что с тобой, — нетерпеливо пояснял продавец. — Покажись врачу, возьми рецепт.
— Да некогда мне по больницам мотаться! — гудел мужик.
— Но лечить-то от чего?
— Я ж толкую: так нутро и ломает, а ты смекай. Вам за это деньги плотють…
Женщины в очереди пересмеивались, лишь одна старушенция в черном платке бурчала:
— Бестолочь, у людей все время отнял, жди тут его…
— На тот свет небось успеешь, — оглянувшись на нее, серьезно пробасил лапотник и продолжал: — Давай какое есть лекарствие. Только бы полегшало.
Продавец зло ухмыльнулся.
— Ну хорошо. Плати шестьсот тридцать рублей. — Он поставил перед невежественным пациентом бутылку с микстурой. — Три раза в день по столовой ложке перед едой.
— То-то… — удовлетворенно пропыхтел мужик и шмякнул о прилавок дензнаками, Продавец, не считая, небрежно смахнул пачку в ящик: сотней больше, сотней меньше — не все ли равно? Если на базаре подержанные ботинки стоят сорок тысяч, а новые — все сто пятьдесят.
— Простите, вы куда? — Это он повернулся уже к другому посетителю — высоколобому подтянутому мужчине лет сорока, взявшемуся за крышку барьерчика-прилавка.
— На консультацию к провизору, — приглушенной скороговоркой отвечал тот. — По поводу глицериновой мази.
— Пожалуйста. Прошу. Вас ждут.
Голос продавца был будничен, движение, каким он поднял крышку, небрежно. Высоколобый торопливо прошел внутрь аптеки. Его проводил внимательнейшим взглядом старичок с бородкой клинышком, сидящий на деревянном диване невдалеке от дверей. Он уже давно прилежно листал толстенный журнал в хорошем, довоенном переплете.
Продавец перехватил его взгляд.
— Гражданин, вы задерживаете каталог. Что-нибудь выбрали? Имейте в виду: почти ничего, что в нем, у нас нет.
Старичок ехидно улыбнулся.
— Молодой человек, нехорошо посетителя торопить. Когда я выберу, тогда и отдам. Или в вашей аптеке другие порядки?
Продавец с пренебрежением пожал плечами.
— Извините, конечно. Просто каталог мне нужен.
— Мне тоже, — спокойно отпарировал старик с бородкой и неторопливо перелистнул страницу.
В аптеку вошла Нюся. Минуя очередь, она стремительно направилась к прилавку, подняла крышку. Продавец успел загородить ей дорогу.
— Пардон! Сюда нельзя посторонним!