Тревожные облака

Едва старпом скомандовал в машину «стоп», как Виктор почувствовал, что он голоден. Сунулся в камбуз, но кок загородил вход своей худощавой спиной.

- Чего колдуешь? - спросил Виктор, заглядывая в камбуз.- Есть охота. Другие в шторм еды и видеть не могут, а мне только подавай.

- Толковым матросом будешь.

- Правда?

- Правда бережком ходит, ноги боится замочить.

- Консервов дай, Коля,- нерешительно попросил матрос.

- В кубрик иди, там пайка Равиля, он и не притронулся.

В кубрике жарко. Равиль лежит на верхней койке, упираясь ногами в переборку. Скосил глаза на вошедшего, спросил тревожно:

- Чего стали?

- Тонем,- невозмутимо ответил Виктор, присаживаясь к столу.- Твои консервы?..

- Бери. Мне не надо.

Заскрежетала жесть под ножом. Равиль поморщился:

- Только не чавкай. Слышать не могу…

- Ладно,- пробормотал Виктор, набивая рот.

Равиль отвернулся.

- Почему валяешься, Роман? - спросил Виктор, доедая консервы.- Ты же не пассажир, а матрос.

- Какой я матрос! - Горечь и обида послышались в голосе Равиля.- Компаса не знаю. Румбов не знаю. Машины тоже не знаю…

- Кто же за неделю может все узнать! Главное - силу воли надо иметь. Заставить себя выйти на палубу - и все. Эх, Роман! - Поднимаясь по трапу, Виктор только махнул рукой напоследок.

- Э-э-эх! - зло передразнил Равиль и так сжал зубы, что крупные скулы резче обозначились на смуглом лице.- Каждый учит, каждый командир!..

Виктор прошел на нос, уселся позади впередсмотрящего на световой люк кубрика и сказал:

- Будем теперь болтаться, как дерьмо в проруби!

- Спешишь куда? - бросил через плечо Саша.

- Петрович белье в баню собрал. Говорит, верная примета на шабаш.- Виктор ухмыльнулся.

- Сейчас и Петрович не скажет, куда пойдем. Не верь приметам.

- А капитан сказал бы?!

- Никто! - уверенно ответил Саша.- В «Подгорный» повернуть? Опасно. Повернем, а он как шибанет в нос, баллов на десять.

- Ну и шли бы в Северо-Курильск. Чего стали вдруг?!

Северо-курильский маршрут нравился Виктору больше. В порту, случается, картину посмотришь, поешь свежего картофеля и уж непременно наслушаешься новостей. До глубокой осени приходят туда рыболовные суда, транспорты, наливные кунгасы со ставных неводов и рейсовые пароходы. На рыбзаводе грохот близкого наката, шум рыбнасоса, звонкий говор женщин на линиях разделки трески и лососей. В порту - частая дробь пневматических молотков, шипение электросварки, хриплое переругивание дежурных телефонистов в дощатой комендантской, разгрузка судов, за которой Виктор способен наблюдать часами, поплевывая и провожая взглядом каждый тюк от трюма до складских помещений. В порту всегда толчея, катера привозят людей с комбинатов Парамушира, а Шумшу и Алаида и развозят их по домам, с магазинными покупками, обновами и посылками, пахнущими сургучом. Жизнь, настоящая жизнь!

- Осмотреться надо, оттого и стали,- объясняет Саша.- Тут знаешь как бывает? Только перестанет задувать зюйд-вест,- ка-ак ударит из Охотского, костей не соберешь. Сунешься в пролив, а по нему такую волну гонит, что и теплоходу не пройти. С океана зыбь, а из Охотского штормовая волна - раздавит, как ‹бог черепаху.

И капитан головного катера Митрофанов, и старпом «Ж-257» уже несколько минут с тревогой поглядывали на барометр. Чем кончится затишье? Какой бедой обернется зловещая, внезапно упавшая тишина, нарушаемая только ударами волны о корпус? Куда-то исчезли птицы. С полчаса назад, несмотря на шторм, они изредка еще мелькали на пенистой поверхности, а теперь глаз напрасно искал их, обшаривая и ближнюю волну и недалекий, казалось, горизонт.

По океану все еще бежала на северо-восток длинная послештормовая зыбь. Странное, устрашающее зрелище являла она в хмурый зимний день, когда аспидно-темная вода почти сливается с мрачным, будто серой ватой стеганным небом. Хочется бежать от недоброй тишины, не видеть волн, напор и ярость которых непостижимы, зловещи, так как породивший их ветер уже отшумел.

Если подует из Охотского моря, нечего и думать о Северо-Курильске. При норд-весте и мощные суда не могут войти из океана во второй Курильский пролив. Ветер гонит высокую волну из Охотского моря, и, встретясь в проливе с тихоокеанской зыбью, она родит такие бешеные всплески, которых не выдержать в стальной броне. В таких случаях суда, убегающие в Северо-Курильск от южного ветра, ложатся обратным курсом или отстаиваются под укрытием высокого тихоокеанского берега Парамушира. Как ни ярится ветер, родившийся где-то на азиатском континенте или в Охотском море, а и ему нелегко перевалить через горную Курильскую гряду. Налетит грудью на Цируку и Фусс - высокие сопки Парамушира, расшибется об их хребты и отсюда уже ползком, шипя и подвывая, добирается до океана.

Виктор небрежно сплюнул за борт.

- Пока еще северянин налетит,- сказал он самонадеянно,- мы в Северо-Курильск проскочим.

- Чего ты рвешься туда? Жену, что ли, там оставил?

- А ты думаешь? - Виктор улыбнулся.- Ну, не жену, а кое-кого оставил…