Тревожные сны царской свиты

- А жертвы? - спросил я. - Допустим, армия не чувствует своей вины в случившемся, хотя это утверждение отчасти спорно. Вы же говорите, если война - положено быть и больным, и раненым, и убитым. Терроризм - совсем другое. Среди мирного дня на тихой улице банда захватывает больницу немощных, неспособных защитить себя людей. Штурм, в результате которого гибнет сто человек, не может считаться успешным. Штурмуют не крепость, штурмуют больницу. Премьер принял единственно правильное решение - начать переговоры с Басаевым. И все эти истеричные всхлипы ("Как это можно, премьер великой страны вступает в переговоры с преступником, опускается до его уровня!") фальшивы. Премьер выполнил свою задачу, остановил возможное безумное кровопролитие, Басаев покинул Буденновск. И вот с этого момента начинается ваша, Павел Сергеевич, бесспорная правота. Басаева должны были задержать. Этого не сделали. Не сумели - позорно, не захотели - страшно. Нет у нас органов безопасности, нет у нас результативных милицейских сил: либо куплены, либо немощны. И то и другое удручает.

Грачев оживился:

- Согласен. Помогите армии. Вы же не хотите, чтобы крушили армию.

Заговорили о Куликове - новом министре внутренних дел. Оказалось, что Грачев с Куликовым вместе учились.

Следующим оказался Лебедь, о нем заговорили случайно, причиной тому афганские воспоминания.

* * *

Лицо крупное. Взгляд хмуро-презрительный, долгий. Голос зычный, стрижка короткая, под полубокс. Такие стрижки были модны в начале 50-х. Фразы рубленые. Язык образный. Характер грубый и жесткий.

Грачев сказал:

- В Афганистане тоже он, Лебедь, был рядом со мной.

Понятие "рядом со мной" требовало расшифровки. Я спросил:

- В каком смысле рядом?

Грачев откинул голову и, словно обидевшись на собственные воспоминания, чуть оттопырив губы, ответил:

- В прямом. День в день 25 лет. Еще со времен Рязанского десантного училища. Он ведь вырос в нужде. Уже в те молодые годы, для многих из нас жизнь только начиналась, а Лебедь уже был женат, и ребенок был, попробуй проживи на курсантских паях. Он мне понравился. Простой, крепко сложенный парень, исполнительный, упорный, короче, надежный. В десантных войсках это немалое дело. Мы, можно сказать, подружились. Так и пошло. Я уходил, перемещался в должностях, он заступал на мое место, и почти всегда рядом. Я считаю, если хотите, своим долгом помогать ему. Положите рядом его и мой послужные списки, и вы поймете: и здесь, в России, и в Афганистане, и опять здесь - от курсантов Рязанского воздушно-десантного училища до заместителя командующего воздушно-десантными войсками он так и шел за мной по всем ступеням: взвод, рота, батальон, полк, дивизия. Я и на 14-ю армию его назначил. Задумка была очевидной: ему надо было еще окончить Академию Генерального штаба. Я настаивал на этом. Без нее выше дивизии у нас, военных, двинуться невозможно. Я так и рассчитывал. Окончит академию - мы его двинем на командующего округом. Споткнулся. На политике споткнулся. Он ведь не лидер по натуре. Неплохой командир. Это на общем фоне мелкотравчатости. Фактурный, с зычным голосом, режет правду-матку в глаза...

- А вы встречались, пробовали найти общий язык? Столько лет дружбы и вдруг...

-Встречались, - неохотно отвечает Грачев, судя по лицу загорело-мглистому, воспоминания о недалеком прошлом ему не в радость. - Я ему говорю: "Саша, как же так? За что? Чем я тебя обидел?" Молчит. И даже слеза может побежать по щеке. Он только внешне такой грозный. "Вы, говорит, - поступаете неправильно, я с вами не согласен". - "В чем? Давай обсудим, посмотрим". - "Во всем", - отвечает. И опять молчание.

- А Афганистан? - задаю я вопрос. - Он разве вас не сблизил? Вы, Громов, Руцкой...

- У нас там были разные обязанности: одни командовали, другие ползали на брюхе по скалам, воевали и гибли. Третьи не выводили войска (их выводили мы, через засады, обстрелы), а прилетали с инспекцией удостовериться, что войска к выводу готовы, затем улетали и присоединялись к нам уже на границе под развернутые знамена. Так что братство братством, а хлеб мы ели разный.