Тревожный август

Он надел форму, туго перепоясался ремнем с кобурой. Ему противен был тот самый костюм, в котором он сидел в пивной вместе с Фоминым. Теперь он опять стал сержантом Костровым, фронтовым разведчиком, человеком, ничего общего не имеющим с известным когда-то Мишкой Червонцем. Наверное, никто, как он, не радовался окончанию операции. И не потому, что удастся увидеть жену и ребенка, несколько дней пожить дома. Другое, более сильное чувство жило в нем. Сегодня - а это он знал точно - заплачен еще один долг. Год назад, впервые согласившись помочь Данилову, он еще смутно, но сознавал, что эта его помощь - тот посильный вклад, который он, Мишка Костров, бывший уголовник, порвавший с прошлым, может внести в общее дело борьбы с фашизмом. И если после освобождения из колонии он с гордостью думал о том, что стал жить честно, как все, то со временем понял: люди, окружающие его, воспринимают происшедшее как нечто вполне закономерное. Для них, его новых друзей и сослуживцев, это просто норма жизни. С тех пор Костров и свою жизнь разграничил очень четко - то, что было тогда, и то, что стало теперь. Стараясь вытравить из себя прошлое, он самоотверженно работал, начал учиться в школе. Но иногда, задумываясь о своей жизни, Мишка понимал: этого мало. Слишком велик был груз его вины перед теми людьми, которые поверили ему. Когда началась война, он сделал все, что мог, помогая Данилову. Ну а как воевал - об этом можно судить по двум его медалям. Но все равно он чувствовал, что этого мало. Потому что дело не в Почетной грамоте, выданной ему на прежней работе, и не в медалях, полученных на фронте. Костров как бы рождался заново, в нем появились черты, удивляющие его самого. Иногда, совершив тот или иной поступок, Михаил словно со стороны глядел на себя, не узнавая в этом новом человеке себя прежнего. За все, что произошло с ним, он был безмерно благодарен Данилову. Для него Иван Александрович стал непререкаемым авторитетом. Часто, собираясь что-то сделать, Костров мысленно советовался с ним, пытался поставить в подобную ситуацию и сделать точно так, как поступил бы он. Так было в сорок первом, когда он пошел на квартиру к Широкову, так было и сейчас.

Мишка ходил по комнате, курил папиросу за папиросой. Нервничал ли он? Пожалуй, нет. Интуиция, основанная на знании людей, с которыми он сталкивался в той жизни, подсказывала ему, что Гомельский обязательно придет. Не такой он человек, чтобы отказаться от ценностей, да еще таких. Он не нервничал, он ждал. Его и Фомина. Ждал, когда медленно растегнет кобуру, вынет наган и увидит их глаза. Все! - поставлена последняя точка. Пусть знают все, кем стал он, сержант Костров.

Несколько раз в комнату заглядывала Зоя, но, посмотрев на Мишку, тут же молча уходила.

- Ты ему не мешай, - сказал ей Самохин, - у него сейчас день особый, вроде бы как экзамен.

- Он уже его сдал, - усмехнулась Зоя.

- У него их много, экзаменов этих. Каждый новый шаг по жизни.

Мишка подошел к окну, посмотрел в темный квадрат двора. Да, скоро осень, совсем скоро, а потом зима, самое тяжелое время для солдата. Куда он попадет через неделю, в какую часть, с кем служить будет?..

- Окно надо закрыть и опустить маскировку, - услышал он за спиной чей-то голос. Так обычно говорят люди, привыкшие приказывать.

Мишка обернулся, в комнате стоял какой-то человек. К окну подошла Зоя, закрыла его, опустила штору. Щелкнул выключатель. От яркого света Костров на секунду зажмурился.

- Здравствуйте, Костров, - незнакомец протянул руку, - моя фамилия Муштаков.

- Здравствуйте, - Мишка пожал крепкую ладонь и вспомнил, что видел Муштакова в МУРе.

- Ждете гостей? - Муштаков сел на диван, достал папиросу.

- Ждем.

- А что же стол не накрыли?

- Зачем?

- На всякий случай, мало ли как они придут. Может быть, сначала один Фомин, посмотрит, проверит... Давайте, Зоенька, быстренько... Вам помочь?

- Да что вы, что вы, я сама.

- Прекрасно, - Муштаков внимательно посмотрел на Мишку. - Вы молодец. Костров. Я много слышал о вас, но даже представить себе не мог, какой вы молодец. Теперь осталась чисто техническая работа. Они придут, сядут за стол. Вы не волнуетесь?

- Нет.

- Прекрасно. Я так и думал. Вы им нальете водку и скажете: "Зоя, принеси товар". Тут мы и войдем. Ну а как себя держать вам, поймете по обстановке, лучше, конечно, чтобы наган был под рукой.

- Ясно, товарищ Муштаков, как там Иван Александрович?

- У него все хорошо. К утру ждем от него сообщения о ликвидации банды. Кстати, после окончания операции вы уедете вместе с нами, мы завезем вас домой.

Мишка вздохнул. Тяжело, нервно вздохнул. Муштаков внимательно поглядел на него и улыбнулся.

А на столе уже стояла немудреная закуска: консервы, колбаса, холодная картошка, две бутылки водки.

Муштаков, словно режиссер сцену, оглядел комнату и, видимо, остался доволен.

- Вам надо выпить. Вам и Зое. Пусть они думают, что все уже пьяны. Кстати, гитара у вас, Зоенька, есть?

- Есть.

- Говорят, вы неплохо поете.

- Какое там.

- Не надо скромничать. - Муштаков взглянул на часы. - Давайте.