Тревожный месяц май

Рабочие уже ушли, и можно было пробраться за дощатый временный забор. Алена да и Ростик не выказали особого желания, но Антон… Разве его удержишь?

- Осторожно только, - предупредил Антон, - цемент еще не схватился.

Они медленно прошли под склоненными серо-каменными знаменами, не отрывая глаз от длинных, звездно мерцавших списков золотом по мрамору. Фамилий было так много, что и за час, наверное, не прочесть.

- Глядите! - громко и возбужденно воскликнул Антон, и Ростик с Аленой даже вздрогнули от неожиданности. - Глядите…

На одной из досок, в самом низу, сверкали буквы:

ХАЛИТОВ О. С.

- Он… - Алене опять страшно стало, но она не убежала, стояла в скорбном молчании рядом с друзьями.

Прощаясь, Ростик посоветовал Антону:

- Блокнотик возьми, записывай, чтоб не забыть ничего.

- Само собой!

Антон взял блокнот, шариковую ручку, учебники, тетради. Только безмозглый дурачок, срываясь с уроков, оставляет дома школьный портфель!

…Повезло с первых шагов: Антон прибежал на остановку, когда автобус уже отправлялся, поэтому не пришлось торчать ни минуты на виду у всех, а в автобусе не оказалось ни одного знакомого. На всякий случай Антон стал на задней площадке и отвернулся к стеклу. Так он и доехал, не замеченный ни…

Здесь я вынужден прерваться. «Газик» перекатился через последний дорожный мост у Сосновки, задний скат ухнул в глубокую выбоину, и машину так встряхнуло, что Осипов проснулся.

Вот «газик» затормозил, и Осипов спросил у прохожего, где дом Ерофеева.

Да, забыл сказать! Двоюродную сестру Люси Шибаловой зовут Маша, Маша Ерофеева.

Глава третья НА ТРЕТЬИ СУТКИ

МЛАДШИЙ СЕРЖАНТ В ОТСТАВКЕ

Маша Ерофеева узнала Антона по фотографии сразу. Он самый, который приходил к дедушке, Ерофееву Семену Семеновичу. Маша запомнила его, мальчика, значит, и потому еще, что бывает в городе. И сестра ее двоюродная, Люся Шибалова, показала ей как-то на этого самого мальчика: «Я с ним учусь». С этим мальчиком, значит…

- Дай, пожалуйста, напиться, - попросил Осипов, убирая в планшет фотокарточку.

Вода была такая студеная, что заныл зуб. Давно полечиться надо бы, да все некогда.

Когда Осипов вспоминал о зубном враче, его внутренний двойник - сирели Армен тихонько посмеивался: «Некогда ему! Бормашины боишься, трусишка!» - «Ничего не боюсь, - не очень, впрочем, твердо возражал Осипов. - И машина сейчас новая, безболезненная, не то что старая зубодробилка, а доктор зубной добрый человек и прекрасный специалист». - «Тем более! Так чего же ты боишься?» В этот раз Осипову отбиться было не трудно: «Не могу я к ней идти, пока ребят не найду». - «Да, да, - вздохнул сирели Армен. - Алена ведь ее дочь».

Потирая щеку, Осипов поблагодарил Машу и отправился на Нижний склад. Ерофеев Семен Семенович работал в первую смену.

Не заходя в двухэтажное правление Леспромхоза и миновав огороженный Верхний склад, Осипов спустился по песчаному склону к узкоколейке. По ней медленно, притормаживая, двигался мотовоз с бревнами на низких платформах.

На переезде нетерпеливо сигналили шоферы лесовозов.

Похожий на гигантские футбольные ворота кран в один мах перекладывал связки обессученных деревьев с платформ и автомобильных роспусков на дощатую эстакаду. Оттуда хлысты по одиночке скатывали на цепной транспортер для разделки.

Кору с толстых комлей обдирали стальные фрезы окоривающего станка. Управлял им бородатый старик.

Осипов поздоровался со всеми и остановил свой взгляд на старике:

- Я к вам, Семен Семенович.

Ерофеев не выказал никакого удивления, что к нему, будто к знакомому, обращаются. И не кто-нибудь - старший лейтенант милиции. Лишь выжидающе поднял на Осипова светлые глаза, заслезившиеся от дыма папироски. Дым ел и сурового мужчину, грозившего с жестяного щита денежным штрафом за курение на территории склада.

- Здравствуйте, товарищ, - степенно отозвался Ерофеев.

- Я к вам.

- Ясное дело, ко мне, раз меня отдельно приветствуете.

- Вас можно на несколько слов?

- Можно. - Ерофеев обернулся и сказал через плечо женщине в цветастом платке, припорошенном мелкими опилками: - Потрудитесь-ка сами, я вот с товарищем…

- Ох, - притворно вздохнула женщина, улыбаясь почему-то Осипову, - затаскали вас, как я посмотрю!

- Ничего, - ответил довольным голосом Ерофеев. - Хуже, когда не помнит никто, вроде и войны Великой Отечественной не было и ты воевать не воевал.

Он сунул папироску в ящик с песком, заботливо вдавил ее и, крякнув, поднялся по косым ступеням на эстакаду, к Осипову.

Они пересекли дорогу, узкоколейку и уселись на низкую лавку у железной бочки, наполовину врытой в землю. Ерофеев достал пластмассовый портсигар, протянул Осипову. Тот поблагодарил и отказался: некурящий.