Тревожный месяц вересень

Кривендиха посветила ему плошкой, он потер ладонью о печь и прибелил скулы. Конечно, драка не сделала Валерика краше. Но человек, возродивший обычаи честной кулачной драки, мог рассчитывать на снисходительное отношение. Сегодня синяки приравнивались к медалям. И морячок, подмигнув мне заплывшим глазом, не робея и не стыдясь, вынес свое лицо на суд веселящихся глухарчан. Хороший он был парень, Валерик, хотя и слишком резвый.

Кривендиха последовала за сыном достойно, расправив подол длинной холщовой юбки, как и подобает матери героя.

Васька облегченно вздохнул.

– Дома ваша, - сказал он, оглянувшись на дверь, - сидит, чего ей?

Он действительно был смышленым парнем, Васька: в правильном порядке докладывал.

– Варвара пришла на гулянку, - продолжал Васька как будто равнодушно.

Глаза у него были чуть сонные, прищуренные, как у кота на солнцепеке. Но кошачий сон - обман для мыши.

– Она вышла с хаты, а вы как раз подались с Валериком драться. Так кто ж кого побил, а?

Я вспомнил - узорчатая плахта, красные сапожки, яркая белизна крепдешина, насмешливый взгляд.

– Так кто ж? - переспросил Васька.

– Перемирие вышло.

– Тю! - огорчился он.

– Ты ближе к делу!

– Она к Климарю подсела, сказала чегой-то. А чего- не слышно. - Тут Васька виновато хлюпнул носом и почесал босые ноги одну о другую. - Климарь долго смеялся, вроде она пошутила... А потом к Семеренкову пошел, на другой край гулянки, с ним поговорил. И они подались... На огороды, вроде вместе... Климарь его обнял вроде рукой, вроде как дружки.

– Чего заладил вроде?

– Что ж я, маленький? Не понимаю? - спросил Васька с интонациями Попеленко-старшего. Он только не добавил "политически", не дорос еще до таких высот. - Когда шутят или когда дружки на самом деле - сразу видно, как в картинке. Ну вот, на огороды они подались, а потом дальше, до леса. Я хотел батьке доложиться, а батька с пулеметом за вами побег! Вот и все. Ничего такого больше не было. Слушайте, а вы мне дадите из пулемета пострелять? Я уже с винтовки стрелял и с автомата!

– Дам, - сказал. - Только, Василий, не сегодня и не завтра.

– Тю! - сказал Васька. - Может, когда война кончится? Тогда пули заприходуют! Пули - они тоже грошей стоят, начнется экономия.

– Сказал, значит, дам. К Варваре кто-нибудь заходил?

– Не.

– И она сразу, как вышла из хаты, подалась на гулянку, ни с кем не говорила?

– Не. Прямо к тому подошла!

– Кому "тому"?

– Та к Климарю. Аспиду.

Ничего я не понимал!..

Ясно было одно: рано утром Климарь получил какие-то сведения от Варвары, поэтому и оставался спокоен, даже согласился гулять у Кривендихи. Он ждал новых сообщений. И когда Варвара готова была передать их, забойщик стравил нас с морячком, чтобы избавиться от наблюдения. Но как он определил нужную минуту? Что послужило сигналом?

Далее. Очевидно, Варвара сообщила Климарю приказ выйти в лес, прихватив с собой Семеренкова. Как, ни с кем не встречаясь, она могла получить этот приказ? Ведь не по рации же.

– Какие еще будут наказы? - спросил Васька. Оказавшись без дела, он уныло чесал черной пяткой исцарапанную лодыжку.

– Може, пойти съесть, чего осталось на столах? А то я не успел.

– Беги!

У меня было ощущение, будто упущена какая-то уже известная мне подробность. Что-то выпало из связанных между собой событий, и они распались на отдельные лоскутки, теперь их никак не приложить друг к другу. Это "что-то" уже было найдено и находилось у меня в кармане, я ощупывал его, как ощупывают машинально, задумавшись и отвлекшись, патрон, зажигалку или монету... Но карман оказался дырявым! "Что-то" выпало. Осталось только смутное воспоминание о находке.

Я затянул ремень, чтобы придушить все еще сидящую во мне боль, взял МГ и, толкнув дверь, вышел на люди. Я не был так спокоен и уверен в себе, как Валерик. Я чувствовал себя виноватым перед глухарчанами. Дело не в драке. Я позволил скрыться Климарю. И теперь вызревала беда. Где-то тлел бикфордов шнур. Я мог погасить его, но не сумел.

* * *

Шульженко в который раз пела свое "Письмо". Мелькали белые пятна лиц. Под медленный и томный ритм танцевали кто во что горазд. Старики и детвора образовали живой заборчик вокруг танцующих. Слова песни заглушались топотом. Самодельные фитили плошек, поставленных на столы, были вытянуты до отказа, никто не опасался, что подкоптится потолок. Метались огни. Дымы, как штопоры, ввинчивались в темное небо, в темные ветви, пахло сухой пылью, дизельным чадом самодельного горючего, залитого в плошки, осенним горьким листом. Как стеклянные молочные шары с елки, светлели кое-где не снятые еще яблоки антоновки.

У длинных столов скользил юный Попеленко с набитым ртом и, как коршун, высматривал добычу получше. У него был законный перерыв на обед.

Зачем это письмо? Во мне забвенье крепло...

Несколько подростков, приглашенных девицами, танцевали босиком. Их ступням здорово доставалось, особенно если рядом проносилась, сметая весь ритм "Письма", пара заводных краснощеких девчат, обутых в солдатские ботинки Но подростки работали босыми ногами, закусив губы, старательно. Не каждый же день такое, да еще с патефоном.