Тревожный Саббат (СИ)

— Клянусь именем Заратустры, я больше не причиню вреда Ким.

Еретик украдкой выглянул в окно. Уже наступил рассвет, и Саббат больше не имел власти над душой Заратустры.

— Откажись от Инея, — приказала Ингрид, вытянув вперед руку.

Асмодей тут же закашлялся и схватился за горло, но все же нашел в себе силы усмехнуться:

— Это я сделаю с радостью. Я все понял, как только Иней прикоснулась ко мне. Она — нашедшая свой Шаолинь. И я не имею права быть с ней. А вот Ким прошла через Тревожный Саббат… Она еще не раз нас удивит.

— Склонись передо мной, — прохрипела Ингрид.

Видно было, что она близка к обмороку. Асмодей сломался первым. И первым потерял сознание. Ингрид же хранила злость и две девушки, стоявшие к ней плечом к плечу. А также Ким, которую она любила больше всех на свете.

Уже через несколько минут Никита оказывал первую помощь Чайне, а Ёрш трясущимися пальцами вызывал скорую и полицию.

Неожиданно у Еретика началась истерика. Он катался по полу и кричал: «Ким, за что он так с тобой, за что? Почему я допустил это? Я должен был оберегать тебя».

Эля и Иней стояли на коленях с отрешенными лицами.

Ким подползла к Ингрид, вглядываясь в ее страшное от напряжения лицо и глаза, ставшие из желтых янтарными:

— Спасибо…Спасибо тебе за все…Но мы не можем быть друзьями.

— Зато ты будешь жить и искать свой Шаолинь. Ради этого стоило бороться, — прошептала Ингрид и погрузилась в спасительную темноту.

***

Месяц спустя

Все участники этой истории приходили в себя очень медленно. Ингрид встала с больничной койки лишь через две недели, Чайна через три, а Ким продолжала лежать в больнице. Их всех долго проверяли на наличие наркотиков в крови. Особенно виновника происшедшего — Асмодей. Следователь не мог понять, как восемь человек не справились с одним психопатом.

Первым навестить Ким пришел Чайна. Вторым — Заратустра.

Чайна пытался напоить девушку улуном с хризантемой для восстановления сил и рассказать о своих чувствах. Но разговор не клеился, а чай уныло остывал в фарфоровой чашечке.

— Мне хочется тебя разгадывать и смотреть, не отводя глаз, — признался Чайна. — Я знаю, что сейчас не время говорить о…

— Все мы любим героев, — прервала его Ким. — Прости, друг, но мой Герой — Асмодей. Забудь меня. Я не хочу больше причинять боль. Давай, каждый пойдет своим путем и сделает то, что должно?

Проскрипела больничная дверь, помнившая великое множество страдальцев. Не все они нашли свой Шаолинь. Да и не все искали.

— Уходи. Тебе здесь не место, — сказал Чайна стоявшему на пороге Асмодею. Но тот, словно не слыша его слов, вошел в палату. Бледная, с тенью под глазами, Ким сидела в кровати, сложив на груди тонкие обескровленные руки.

Асмодей сел на стул и долго вглядывался в ее растерянное лицо:

— Я ведь не прощения пришел просить. Потому что мне оно не будет дано! И сам себя никогда не прощу, что причинил тебе столько боли. Я…увидеть тебя хотел, — наконец выдавил он.

— Конечно, я не дам тебе прощения, — жестко ответила Ким, и в оловянных глазах ее заплясали мечи.

— Тогда я попрошу тебя о равнодушии.

— Равнодушие — тоже дар, — ответила Ким. — А мое прощение можно купить. Деньгами. О цене пообщайся с моим адвокатом.

В эту минуту в палату зашел молодой человек, ровесник Чайный. Он мельком взглянул на Асмодея и небрежно проронил:

— Ким подает на вас в суд за нанесенный физический и моральный вред. Поверьте, мы отсудим солидную сумму. Вы ведь уже привлекались, не так ли?

— Сучка! Как ты могла! — воскликнул Асмодей. — Ты же любила меня.

Внезапно лицо девушки покрылось румянцем и стало почти красивым, если бы не бритый череп.

— Что ты, Асмодей! Ты забыл, что я вообще не интересуюсь мужчинами? Я же не женщина, я — средний род, роботетка.

— Какая же ты стерва! — выкрикнул Асмодей и выбежал из палаты. — Теперь мы — враги…

— А когда мы были друзьями? — тихо проговорила Ким и плотнее завернулась в одеяло.

Адвокат закатил глаза и манерно заломил руки.

А Чайна наконец понял, что все кончено. Не будет больше группы «Искатели огня». Не увидит Верена новое захватывающее фаер-шоу. И не смогут они покорить огонь, эти четверо зороастрийцев, потому что каждый пойдет своим путем.

Ким тоже не знала, что будет потом. Что Асмодей будет долго пить водку в доме своей прабабушки. Что увидит черные волосы и руки, торчавшие из стен. Что будет рыдать, но никто не услышит. И что призраки с отрешенными лицами напишут его рукой расписку об отказе от сокровища в пользу Ким и дела восстановления усадьбы.

***

Бывшая фаерщица лежала, вытянувшись на кровати. Казалось, болело все ее несчастное, измученное Асмодеем тело. Но на душе было на редкость спокойно. Девушка чувствовала, что поступила верно.

Вдруг она ощутила холод и легкое колебание воздуха. После Саббата Ким больше не надо было испытывать яркие эмоции, чтобы увидеть призраков. Теперь они были связаны одной нитью, полной ее боли и крови.

— Он не виноват, — тихо сказала Аглая, и Ким увидела, как в ее глазах мелькнула жалость.