— И ты прости, — хрипло выговорил Еретик. — За то, что не смог отогреть тебя. За мой эгоизм и собственничество. За то, что мучил и бил тебя в постели. И за то, что никогда не любил тебя, но жил с тобой, как собака на сене.
— Прощаю, — улыбнулась Ким. — И, конечно, не мое дело, но Ингрид прекрасно тебе подходит.
— Ты придешь на нашу свадьбу?
— Я собираюсь пожить в Китае…
— Мы подождем.
— Сколько вы можете меня ждать?
— Столько, сколько надо, — твердо сказала Ингрид. — Не нужен мне твой дар, это равнодушие…Я другом хочу быть.
— Да что же вы за люди такие, — простонала Ким. — Вас отталкиваешь, а вы липнете. Ладно, будем друзьями. И уеду я только после вашей свадьбы.
Иней забегала к Ким каждый день. Они болтали обо всем на свете — о любимых книгах, об играх, в которые играли в детстве, о деревне и близнецах, о Еретике и Ингрид.
«Иногда любовь хуже ненависти. Пусть они будут вместе, а я пойду своей дорогой».
Но однажды Иней вдруг с грустью подумала, что ей нечего сказать Ким.
— Обещай, что вернешься. И спасибо, что была в моей жизни. Думаю, мы могли бы стать друзьями.
Ким улыбнулась. Улыбнулась неумело, как будто очень редко это делала. Но в глазах ее была невиданная сила.
— Однажды я вернусь. Вернусь в метель, когда мой Шаолинь завалит снегом до самых окошек. Ведь у меня столько дел! Надо поступить на философский факультет! Набраться смелости и сказать «прости» одному человеку. Отрастить волосы. А еще есть девочка, которая хочет, чтобы я стала ей сестрой. И мужчина, который любит меня. Так сильно любит, что боится прикоснуться. Прощай, Иней! И не бойся за меня.
Эля пришла к Ким в больницу самой последней. Молча выложила домашнюю еду, присела на краешек кровати.
Больная благодарно улыбнулась:
— Как я счастлива, что у меня есть все вы. Может быть, я и не нашла Шаолиня. Но друзей — точно.
— Главное, восстанавливай силы.
— Я так привыкла считать себя особенной, — усмехнулась Ким. — Этакой несгибаемой роботеткой. А на деле я просто испуганная девчонка, которая в Страшный Саббат заблудилась в лесу. В лесу своей души. Знаешь, мне Асмодей однажды посоветовал поговорить с тобой о страхе. Сказал, что ты как бывший рукопашник, знаешь о нем все.
— Это так. Спрашивай.
— Так чего ты боялась?
— Жизни.
Ким побледнела:
— Прости. Вообще-то я о другом хотела поговорить. О счастье.
— О Шаолине? — сразу догадалась Эля. — О маленьком кусочке личного счастья, без которого и жизнь не мила?
— Ответь, мне это поможет сделать то, что должно.
— Да все мы хотим одного и того же, — пожала плечами Эля. — Здоровья, денег, любви. Но почему же плачут любимые, крепкие и богатые? А потому что не хватает одного — конкретно твоего счастья. Мозги забиты стереотипами о том, как добиться всего и сразу. Скажи, ты завидуешь матери семерых детей? А бегуну-олимпийцу с двадцатью медалями? Профессору цветоводства, который вывел собственный сорт лилий? Нет. Потому что это их счастье, индивидуальное, со знаком копирайта.
— Так в чем же мой Шаолинь? — воскликнула Ким. — Ты же умная, Элюшка, ты знаешь.
— Нет, это знаешь только ты, — улыбнулась девушка, и от ее красоты у Ким замерло сердце. — Но я точно могу сказать одно: Шаолинь — это действие. Это Творчество.
Глаза Ким расширились. Она будто что-то поняла.
Эля поладила ее по щеке и прошептала на ухо:
— А еще…. Еще я больше не боюсь жизни.
Эпилог
Ким стояла на самом верху прекрасной каменной лестницы. Усадьба дышала ей в спину. Наконец-то дворец обрел новую жизнь. Отреставрированный, он был ничуть не хуже, чем в XIX веке.
Ким в струящемся серебристом платье и уложенными волосами была хороша так, как может быть хороша женщина, добившаяся неоспоримого успеха.
Она вовсе не вспоминала прошедшие годы, полные непрерывной тяжелой работы, приятных путешествий, разочарований и побед. Полных грусти и искреннего счастья. И неимоверных усилий.
Ким смотрела вперед. На толпу, рукоплескавшую ей у подножья лестницы. Триста гостей — ученые, артисты, писатели, чиновники и даже губернатор Верены с заместителем. Вся городская элита. А также светлые лица старых знакомых — Ингрид, Еретика, Эли, Инея, Ерша, Никиты, Цеси, Александра. Последним подошел Асмодей. Демонстративно зааплодировал. Ким вздрогнула от его пристального взгляда.
Она стояла одна против толпы. Но вовсе не чувствовала себя одинокой, потому что осознала то же, что и Иней много лет назад на дне водохранилища — свою общность и единство со всеми людьми. Она поняла, по ком звонит колокол.
По всему человечеству.
Ким ощутила острое желание броситься в толпу, быть зацелованной ею и разорванной на кусочки. «Моя любовь — вам, мое тело — вам, моя сила и судьба — для вас». Девушка поежилась, ее обнаженные плечи покрылись мурашками от знакомого холодка. К ней неслышно подошел Ницшеанец:
— Скажи, оно того стоило? Твоей любви и боли? Твоей жизни? Твоего Шаолиня.
— Стоило, — твердо ответила Ким и пошла навстречу своим гостям.