Трезориум

Когда «старики» рассказывали про легендарную командиршу, конечно, обсуждали и ее женскую жизнь. Но никто, даже Хамидулин, который в полку с сорок третьего года, ни про какие Валины романы ничего не слышал. Все сходились на том, что если в ней чего женское и было, то давно высохло.

И все же что-то между нею и Рэмом пробегало. Или мерещилось? Вечно я что-нибудь выдумаю, ругал себя он.

Загадка разъяснилась на второй неделе учений, когда взвод уже добрался до середины «семилетки».

Отрабатывали действия в составе штурмовой группы. Это три пушки ОБ-25, одно саперное отделение, одно пулеметное и пехота, штурмующие отдельно стоящее здание. Артиллерия подавляет огневые точки, саперы под прикрытием пулеметно-автоматного огня разминируют подходы, потом в окна летят гранаты и бутылки с зажигательной смесью и лишь после этого пехота атакует. При слаженной работе потери личного состава минимальные.

В тот день отрабатывали гранатометание. Сначала болванками, потом боевыми Ф-1. К концу дня у всех стало получаться неплохо — кроме Павлюченка.

Вестовой у Рэма, с одной стороны, был образцовый. Ходил по пятам, как собачонка. Котелок с кухни приносил, бережно завернутый в ушанку, чтобы каша не остыла. В стойле поддерживал идеальный порядок, сапоги у Рэма всегда сверкали, на кителе каждый день свежий воротничок — немыслимое для фронта щегольство. С парнишкой Рэм обращался терпеливо, даже ласково. Думал не без удовлетворения: на свете есть люди, которым хочется слабых давить, и есть люди, кому хочется их защищать, — так я из вторых.

Но солдат из Павлюченка был никакой. На стрельбах он палил, не открывая глаз, и, кажется, боялся собственного автомата. Отправлять вестового с поручениями к отделенным было бесполезно. Всё перепутает, а станешь ругать — слезы в глазах.

Рэм это терпел, пока чертов недоделок не осрамил его перед Валентиной. Пришла она вечером проверять, как бойцы из позиции лежа бросают учебную гранату в окно дома. Павлюченок свою даже до другой стороны переулка не докинул. Валя отвела Рэма в сторону, и тихо, с укоризной: я, мол, твой взвод другим в пример ставлю, а у тебя сегодня хуже всех. В бою настоящей гранатой этот твой орел своих угробит.

Ну Рэм и сорвался. Наорал на Павлюченка:

— Мне не денщик нужен! Сапоги я сам чистить умею! Мне нужен боевой товарищ, который в случае чего меня со спины прикроет, а ты нас обоих подорвешь к чертовой бабушке!

Потащил трясущегося парнишку за локоть, вывел на пустырь. Поставил сумку с боевыми гранатами. Разжал усики на одной, сунул в руку.

— Кидай насколько можешь. Паршиво бросишь — нам обоим кирдык.

Павлюченок с ужасом посмотрел на лимонку, взмахнул, как курица лапой, и отшвырнул метров на пять. Рэм еле успел схватить придурка за ворот и вместе с ним нырнуть в кювет. Иначе было бы два трупа.

Встал — руки дрожат, зуб на зуб не попадает. Злоба осталась только на себя.

Пробурчал, не глядя на Павлюченка:

— Эх ты, вояка… Иди, сдай гранаты отделенному.

Тот:

— Разрешите, я еще спробую.

И слезы в глазах.

— Спробовал уже. Сказано: отнеси сумку ефрейтору.

Рэм ушел, не оборачиваясь. Клял себя: нашел метод обучения, педагог хренов!

Через четверть часа, когда учились на ходу спрыгивать с танка, где-то недалеко жахнул взрыв. Рэм не придал значения — учения шли по всему кварталу. А потом прибежали, говорят: «Товарищ командир, Павлюченок подорвался. Выдернул чеку, а гранату, идиот, себе под ноги уронил».

Решил, значит, все-таки «еще спробовать»…

Отправился Рэм докладывать о ЧП. Шел, яростно шмыгал носом, люто себя ненавидел. Еще воевать не начал, а уже три жизни на совести. Немецкая девчонка, бесшабашный разведчик и затюканный мальчишка.

Что-то примерно такое он Валентине, запинаясь, и проговорил. Совсем, в общем, лицо потерял.

Она расстроилась, но не так чтобы ужасно. Говорит:

— Шестой случай за неделю в полку. Да, жалко мальчишку. Всех жалко, но больше всего таких…

Рэм ждал, она скажет «молоденьких», но она сказала «кто зазря гибнет, ни за что».

Отвела на КП, дала бланк похоронки.

— Заполни. Комбат потом подпишет, печать поставит. А еще письмо напиши. Посмотри по документам, кто там у него есть. Само собой, без подробностей. «Смертью храбрых в боях за Родину», и всё…

Потом вдруг говорит:

— Вон оно что! Я к тебе приглядываюсь, приглядываюсь, кого-то ты мне напоминаешь… А сейчас, когда ты такой кислый, сообразила. Ты на моего Леньку похож. Лицом — нет, поэтому я никак и не могла понять. Но опустил голову, вздохнул — вылитый. Один в один… Ну и вообще, ты какой-то… — Она не сразу подобрала слова. — …Какой-то из той жизни.

— Кто это Ленька?

— Парень мой. Довоенный. Ну как — парень? — Валя грустно усмехнулась. — Целовались только. Нам сколько лет-то было… Погиб он под Москвой.

Так загадка ее странных взглядов и разъяснилась.

— Поэтому ты все эти годы ни с кем… — он тоже запнулся.