Трезуб-империал

— Так… — Козинец замялся.

— Что? — капитан напрягся, не понимая, чем вызвана пауза.

— Она тоже… у вас … в больнице…

— Зачем? Ее же по голове не били. Это модно теперь, что ли, в больнице лежать? — усмехнулся Сквира.

— Инсульт у нее, — ответил Козинец.

Улыбка сошла с лица Северина Мирославовича.

— Собственно, ее минут через сорок после вас скорая забрала. Лежит в реанимации. Состояние удовлетворительное. Больше ничего не известно.

Капитан растерянно молчал.

— Утром допросили Богдану из фотоателье, — неуверенно продолжил Козинец. — Она опознала счетчик Гейгера и подтвердила, что видела его у Квасюка. Потом мы отправили в Луцк польский ящик из дома Рыбаченко — пусть эксперты посмотрят, может, подтвердят, что золото оттуда. Фотографии Квасюка переслали в Киев, чтобы покупатели ювелирных изделий смогли его опознать… В общем, заговорит он или не заговорит…

— Не заговорит, — с уверенностью сказал Сквира. Перед глазами стояло стянутое ледяной решительностью лицо фотомастера. Капитан помолчал немного, слушая низкое гудение в трубке. — Ладно. Не буду вас отвлекать. Звоните, если что.

— Так я планирую к трем приехать…

— Тогда жду. Только Икрамов с Чипейко все равно ваши планы поломают…

Сквира положил трубку. Тяжело поднялся, опираясь на костыль.

Путь к входной двери отделения оказался намного длиннее, чем от палаты до поста медсестры. Не по расстоянию, а по усилиям и времени, которые требовалось затратить. Зато сразу за дверью был больничный лифт. Буквально в двух шагах.

Сквира нажал на кнопку и стал ждать. Лифт приехал минуты через три. Дверь открыла толстая низенькая женщина в белом халате.

— Тебе куда? — спросила она.

— В реанимацию, — Сквира зашел в кабину.

Женщина закрыла дверь и нажала на кнопку.

— Туда не пускают, — сообщила она.

Северин Мирославович хотел пожать плечами, но это движение отдалось такой гаммой ощущений по всему телу, что он замер, боясь пошевелиться.

Через несколько секунд лифт тряхнуло, и он остановился. Женщина открыла дверь.

— Туда, в самый конец, — указала она. — Ты сам хоть дойдешь?

— Конечно, — пробормотал Сквира.

Он преодолел длинный пустынный коридор и встал перед дверью с надписью: «Вход строго запрещен!». Вывески «Реанимация» не было.

В этот момент дверь отворилась, из нее вышел толстый мужчина в хирургическом костюме, белой шапочке и с маской на груди. Он посмотрел на Сквиру, аккуратно закрыл за собой дверь и спросил на удивление тонким голоском:

— Вы заблудились?

— Это реанимация?

— Реанимация, — кивнул врач. — Только здесь посещений не бывает. Вообще.

— Даже к ветеранам войны, награжденным орденом Ленина? — Капитан не думал язвить, просто такая мысль пришла ему в голову первой.

— Без исключений, — холодно ответил доктор. — Вас проводить до вашего отделения?

— Я сам дойду. Вы мне можете сказать, лежит ли у вас одна больная…

— Могу. Пойдемте. Я по дороге с вами поговорю. Ветеран войны… Вас интересует Кранц… э-э-э…?

— Кранц-Вовченко.

— Да, именно. Она здесь лежит.

— Мне нужно… ну… к ней, — твердо заявил Сквира.

Врач посмотрел на него и нетерпеливо качнул головой.

— Это ведь реанимация. Здесь лежат люди, находящиеся между жизнью и смертью. Какие могут быть посещения, сами подумайте! Я первого секретаря горкома партии к ней не пустил!

— Она умирает? — прошептал Сквира и сам испугался своего вопроса.

Доктор взглянул на капитана внимательней.

— Вы ее родственник?

Он покачал головой.

— Я ничего не могу с вами обсуждать, — сказал врач. — Мы считаем ее состояние стабильным и удовлетворительным.

— Она может ходить? Говорить? Мозг пострадал?

— Поймите, — доктор мягко подтолкнул капитана в направлении коридора, — я не имею права с вами на эту тему разговаривать. Кроме того, сейчас еще слишком рано делать какие-либо выводы. Вы знаете, что такое инсульт?

— Удар, — растерялся Северин Мирославович.

— Лопнул сосуд в головном мозге. Кровь излилась прямо в нервную ткань и давит на окружающие мозговые центры. К тому же, поврежденный сосуд больше не поставляет кислород. Это серьезно, как вы понимаете. И Кранц-Вовченко не зря находится в реанимации. Пойдемте. — Он опять мягко подтолкнул собеседника в спину.

— Но мне нужно ее увидеть! — едва сдерживаясь, просипел Северин Мирославович. — Она мне больше чем родственница! Она мне друг! Я просто обязан!

— Всегда есть надежда на выздоровление, — стал уговаривать доктор. — Да, инсульт очень опасен. Да, зачастую больные навсегда теряют остроту ума, способность двигаться, говорить. Да, иногда он заканчивается смертью. Но огромное количество людей, перенесших инсульт, впоследствии полностью выздоравливают. Без видимых последствий. Нужно надеяться и… и не мешать врачам.

Давление ладони на спине Сквиры немного усилилось, и капитан сделал первый шаг от двери.

— Лечение будет длительным, месяцы и месяцы. Чем оно закончится, еще долго нельзя будет сказать. Первые несколько суток особенно опасны, поэтому — реанимация, поэтому запрещение посещений, поэтому бригада врачей. Кранц-Вовченко нужны тишина, покой и постоянное наблюдение.

— Но поймите… — попытался надавить Сквира.