Трезуб-империал

— В итоге что у нас получается? Умный, собранный, наблюдательный человек, неплохо знакомый с Ревой и хорошо — с Геной? — Вынув ложечку из стакана, он попробовал заваренный напиток. — Краснодарский. Аромат ни с чем не перепутаешь. — Икрамов поставил стакан на стол. — Я уже спрашивал о вашем эксперте, товарищ капитан. Кранц-Вовченко? Меня уверили, что она весьма заслуженный человек. И ее покойный муж также являлся заметной фигурой в УССР…

Вилок не было. Лейтенант попытался подхватить вареную картофелину ложкой. С первого раза это ему не удалось, и картофелина развалилась.

— Килька? — предложил Сквира, стараясь не смотреть на Козинца.

— Да, спасибо, — отозвался Сурат Бахтиерович.

Капитан снял крышку с предварительно открытой банки и принялся выкладывать пропитавшиеся томатным соусом кусочки рыбы на общее блюдо.

— Те же кильки, что и в доме Рыбаченко?

Сквира кивнул.

— Ну конечно! Других здесь, наверное, и не купишь, — заметил киевский гость.

Северин Мирославович покосился на Козинца. Тот, казалось, был совершенно далек от всего происходящего в комнате.

Икрамов проследил за его взглядом, но ничего не сказал. Взял из рук капитана банку и положил несколько килек в тарелку Василя Тарасовича.

— Я пас, — с трудом выговорил Козинец. Он помассировал лицо, нащупал на тарелке огурец и откусил от него добрую треть. — Я уже ничего не буду. Просто посижу. — И замолчал, разглядывая свои ботинки.

— Товарищ Кранц-Вовченко, — продолжал Икрамов, — партиец с пятидесятилетним стажем. Начинала еще в Коминтерне. Когда закончилась война, на которой Марта Фаддеевна совершила, не побоюсь этого слова, настоящий подвиг, она продолжила свою карьеру в качестве ученого-историка. И весьма преуспела на этом поприще, защитила докторскую, стала профессором, сделала несколько открытий…

Сквира, прошедший школу общения с Чипейко, насторожился. Слишком долго и пространно Сурат Бахтиерович говорил о человеке, которому в этом деле отведена скромная роль эксперта по нумизматике.

Икрамов немного отхлебнул из своего стакана с чаем.

— Насколько разумно отвлекать от дел нашими сиюминутными заботами товарища Кранц-Вовченко? Может, стоит привлечь кого-то другого?

— Она не против, — осторожно ответил Сквира.

— Я ни секунды не сомневался в ее самоотверженности. Однако вопрос остается открытым…

— Она хорошо знала Реву, — пояснил Северин Мирославович, — была одной из последних, кто с ним общался, знакома с его коллекцией…

Козинец поднял голову и посмотрел на него невидящими глазами.

— Пойду-ка я умоюсь, — он поднялся, постоял немного, будто примериваясь, и довольно твердым шагом направился к двери.

— У вас есть сахар, капитан? — спросил подполковник, отводя взгляд от Козинца.

Сквира протянул Сурату Бахтиеровичу пачку рафинада. Тот бросил в стакан несколько кубиков.

— Замечательно! — он втянул носом струившийся над чаем аромат.

Дверь за Василем Тарасовичем хлопнула.

— Мне импонирует ваша манера не спешить с обвинениями, — сказал Сурат Бахтиерович. — Без твердых фактов действительно не стоит…

И тут вдруг Сквира понял, зачем Икрамов затеял этот разговор.

— А если будут твердые факты?

Подполковник улыбнулся.

— Вам досталось очень интересное дело, товарищ капитан. Многие, очень многие позавидовали бы вам. Такая монета!

— Мне она уже снится…

— Почти тридцать граммов радиоактивного золота. Запретный трезуб запретных украинских националистов. Упоминание несуществующего государства Малая Русь-Украина. Имя несуществующего короля Максима III. Смею предположить, что оба убийства будут раскрыты, когда станет известно, откуда взялась эта монета.

Сквира кивнул.

— Я хотел бы показать монету Кранц-Вовченко, — сказал он после минутной паузы, в течение которой они оба пили чай в полной тишине. — Пришло время узнать ее мнение.

В коридоре послышались шаги, дверь отворилась, и в комнату вошел Козинец. Волосы у него были мокрые. На ногах он держался заметно увереннее.

— Давайте, — вдруг согласился подполковник. — Ей и Часныку. Мне хотелось бы познакомиться с ними обоими. Очень интересные люди!

Пятница, 24 сентября 1982 г. Володимир, центр города, 08:10.

Опять моросило. Струйки воды медленно стекали по витрине кондитерской. Открывалась она только в десять.

Порыв холодного ветра внезапно ударил прямо в лицо капитана, залепив глаза крупными каплями дождя. Кисти рук, выглядывавшие из-под рукавов куртки, мгновенно намокли. Кожа покрылась мурашками. Вода постепенно забиралась в обувь. Носки намокли, пальцы ног сковало холодом. При каждом шаге в носах туфель неприятно чавкало.

Северин Мирославович плотнее прижал к подбородку поднятый воротник куртки и, прикрываясь зонтом, перебежал к соседней двери. Ресторан «Дружба» начинал работать еще позже — в двенадцать.

За пять дней Сквира так и не смог понять, где в этом городе можно позавтракать. Неужели только в центральном гастрономе с его томатным соком и кирпичами вчерашнего черного хлеба? Об автостанции с ее жуткими запахами и устрашающим ассортиментом буфета вспоминать вообще не хотелось…