Вообще, способность управлять, встать во главе всегда считалась Божиим даром, и решение многообразных повседневных вопросов и проблем было своего рода арбитражем, духовным правосудием, и все это возлагалось на игумена. Игумен уподоблялся ветхозаветным судьям, так называемым богам, семидесяти старейшинам или Моисею, и его обязанности были сходны с обязанностями Моисея. Значит, игумен изначально поставлен на место Бога не из-за своей духовной власти, а потому что ему вверена вся административная власть, он стоит во главе и управляет всем. В этом главенстве и заключается его царское достоинство. Именно поэтому в женском монастыре, где могут быть старец, или духовник, или просто служащий священник, все-таки место Христа занимает игумения. Хотя она и женщина, но именно она руководитель. Честь, воздаваемая игумену, относится к Богу, а не к личности игумена. Точно так же и оскорбление игумена — это бесчестие Самого Бога.
Священник, о котором упоминает блаженный Августин, — это скорее старец, чем нынешний чередной иеромонах. Впрочем, и несущего чреду служения, как человека в священном сане, нужно почитать. Во многих монастырях почти все братья — иеромонахи, но не будем считать это благом. Древняя традиция была иной: в монастырях иеромонахом мог стать один, самое большее два брата, причем избирались наиболее достойные. Нередко братства предпочитали приглашать священников из окрестных селений или скитов, для того чтобы не рукополагать своих монахов, и только в случае крайней необходимости кому-то из братства позволяли принять священство.
Расположенность, а тем более стремление монахов к принятию сана, получению духовного звания рассматривалась всеми отцами Церкви, монашескими уставами и канонами как отпадение от ангельского чина, как гордость и великий грех; монашество никогда не отождествлялось со священством. На Западе это сознание постепенно стерлось настолько, что теперь большинство монашествующих принимают посвящение в сан (монах без сана считается монахом «второго сорта»), и только в конце жизни они живут как простые монахи. В Греции, да и вообще в православном мире, недостаток насельников в мужских монастырях и нужда в священниках привели к тому, что и для нас стало привычно, произнося слово «монах», подразумевать иеромонаха. Однако это свидетельствует об искаженном взгляде на монашеское жительство. Почему? Потому что у священника есть определенные обязанности, которые нелегко сочетать с обязанностями монашескими и с Божиими оправданиями. Кроме того, монах, принявший священный сан, становится более уязвимым для искушений. Он легко может поддаться страстям и стать добычей лукавого, поэтому принятие священного сана монахами всегда создавало трудности для монастыря.
Таким образом, когда святой Августин говорит: «Мы должны слушаться священника», он имеет в виду, что мы должны слушаться того священника, который есть у нас в монастыре, а нам самим не нужно стремиться принять священный сан.
Мы подошли к последним правилам, и святой Августин, учитывая все свои предыдущие наставления, напоминает игумену о той страшной ответственности, которую он несет: игумен должен заботиться о том, чтобы монахи соблюдали эти правила. Сейчас, когда нужно показать игумену, насколько трудна, хлопотлива и обременительна его миссия, святой Августин деликатно меняет образ речи: он не дает заповеди игумену или монахам, не повелевает, но просто излагает правило. Само собой разумеется, что монахи должны соблюдать заповеди, — нет нужды особо напоминать им об этом. Святой Августин очень благородный и тактичный человек.
Игумен не должен потакать братьям, когда они нарушают заповеди, но должен сразу их останавливать, иначе пропадет духовный настрой, который объединяет все братство. Когда нарушаются заповеди, тогда уничтожается основное условие для того, чтобы монастырь поистине стал собранием людей, возлюбивших Бога. Монашеское братство лишается жизненных сил и при всем желании не может жить во Христе. Нарушение монастырских порядков приводит к тому, что монашеские устои расшатываются, из-за чего угасает дух в братстве. Поэтому игумен обязан сразу же исправлять и наказывать братьев, преступающих заповеди. Иначе он окажется виновным пред Богом. Сегодня, предположим, он может своим присутствием и любовью поддерживать единство в братстве. Но если он снисходит нарушителям древних монашеских установлений, то монастырь уклоняется со святоотеческого пути и не имеет будущего.