Трезвенная жизнь и аскетические правила: Толкование правил преподобных отцов Антония, Августина и Макария

Первое, что необходимо для правильных отношений игумена и монахов, — то, чтобы братия знали и понимали дух игумена, и это требует от каждого монаха чуткости и полного самоотвержения. Невозможно сыну понять отца (даже если сын полагает, будто знает его), когда в сыне живо его «я», когда он действует согласно своему образу мыслей и своим принципам. Брат должен воспринять дух настоятеля, сохранить его в своей душе как некий залог и, если потребуется, передать другим. Без этого духа у семьи не будет никакой силы, никакого преемства.

У каждого игумена дух свой: с одной стороны, это плод его подвига, с другой — действие благодати Божией, которой он наделен, нечто такое, что Сам Бог предуготовил, предустроил и вложил в его мысль, сердце, существо. Инок может полностью усвоить дух игумена и жить в нем, а если этот дух недостаточно высок, брат может взойти к высотам большим, но для этого требуется особенное призвание Божие. В любом случае задача монаха — воспринять дух игумена. Монашество предполагает, что один передает, а другой воспринимает. Если в обители нет единого духа, то монаху невозможно ни уподобиться Богу, ни почувствовать себя членом монашеской семьи, ни ощутить ее сплоченность. А для того чтобы мы смогли жить в едином духе, каждому из нас нужно оставить собственное мудрование.

Каждый человек живет согласно своим принципам и соображениям, живет содержанием своей души и своего ума. От этого он получает удовольствие, этим себе льстит, утешается и с помощью этого же пытается взойти на небо. Но мудрование отдельного человека совершенно противоположно воле Божией, это идол. Оно человека изолирует и в конце концов обрекает на полное одиночество, потому что, удалив его от игумена и всего братства, затем удаляет и от Самого Бога.

Пока жив игумен, братство может быть соединено любовью, может быть чрезвычайно сплоченным, но, когда игумен уходит из жизни, братство распадается из-за того, что двое из трехсот монахов не могут прийти к взаимному согласию, каждый возвращается к своему образу мыслей. Внутри каждого из нас — «пятая колонна», наше «я», сам дьявол, который обольщает нас, как обольстил первозданных людей. Змей обольстил Еву не тем, что откровенно солгал ей или вовлек ее в какой-то конкретный грех, но тем, что заставил ее счесть слово Божие пустым рассуждением. Бог ей сказал: «Ты станешь богом, если будешь возделывать сад, жить с Адамом райской жизнью, удаляться от древа познания». Тогда к ней подступил сатана со словами:

«Зачем терять время, возделывая сад? Зачем заблуждаться? Если съешь плод с древа познания, ты станешь богом немедленно». Ева послушалась его и таким образом оставила предание, которое получила, а потом то же произошло и с Адамом, и ими овладела мысль об обожении. Желание обожения привело их к удалению от Бога, к потере Бога. Сатана добился своего и внушил им поразительную, если можно так выразиться, божественную мысль — стать богами быстро. Первозданные люди совершили роковую ошибку, и Богу потребовалось пролить Свою кровь, чтобы вернуть их на тот путь, который изначально был для них определен.

Итак, если в монашеской общине не будет понимания и принятия духа игумена, то там не сокрушатся частные мудрования, эти крепостные стены, которые после падения человека разлучают душу с Богом. Монах должен принести в жертву даже все святое и совершенное, все незыблемое и прекрасное, все мысленное и осязаемое, если оно противоречит духу игумена. Вот почему апостол говорит: «Даже если и ангел Господень, то есть Сам Господь, повелит вам нечто иное, вы этого не делайте», потому что нельзя допустить, чтобы вошло разделение в единство Церкви. Церковь — это собрание, и вся Церковь святых присутствует в собрании нашего монашеского братства. У нас есть всё, чтобы здесь, среди нас, пребывала вся Церковь.

Конечно, знание духа игумена — это общее достояние, этим духом пронизана вся жизнь братства. Но Бог спасает не толпы или народы, главным образом Он спасает души, личности; Он созидает не христианские братства, а личности, которые, соединяясь с Ним, являют откровение о Святом Духе. Ведь Дух Святой открывается в человеческой личности, в Своем единении с человеком. Как Христос был Богом и Человеком, но Его человеческая природа не имела отдельного Лица, была лишь единая для обеих природ Ипостась Сына, точно так же и Святой Дух, открывающийся в жизни Церкви, открывается как Лицо в личности каждого человека. Преподобный Серафим Саровский, например, имел Духа Святого. Святой Григорий Палама и все святые имели Духа Святого, были Его личностными откровениями. Это показывает, что огромное значение имеет личность человека, сам человек, ради которого воплотился Христос. Христос воспринял человеческую природу, для того чтобы обожить личности и чтобы не лишить обожения никого, — так сильно Он любит даже последнего разбойника или кровоточивую, кого угодно.