Трезвенная жизнь и аскетические правила: Толкование правил преподобных отцов Антония, Августина и Макария

Кроме того, мы должны помнить, что игумен — это не жандарм, который своим свистком подает нам сигнал «да» или «нет». Игумен — не страшилище, чтобы каждый день нас путать. Любовь изгоняет страх. Если мы любим игумена, братство (а оно наше тело) и Бога, то страха больше нет. Тогда не будет ни желаний, ни своеволия, ни требований. Запрет выходить из монастыря должен иметь для нас такую же безусловную и несомненную силу, как послушание, безропотность, апостольское нестяжание, молитва, богослужение и все прочее.

Если, несмотря на все это, кому-то понадобится выйти в мир, то монастырь должен послать с ним какого-то брата, потому что монаху не следует показываться на людях одному. Обычно в таких случаях в монастырях старались, чтобы эти два монаха были людьми разными. Если бы их объединяло родство душ или сходство происхождения, то они завязали бы особенную дружбу. Одной поездки до Фессалоник хватит, чтобы связать две разделенные прежде души. Однако два человека, которые любят только друг друга и влекутся друг к другу особенной любовью, раскалывают братство, они словно отрезаны от его одеяния. Отрежь

у платья один рукав — никто не сможет его носить. Таким отрезанным рукавом становятся и эти два выходящих в мир монаха. Поэтому в монастырях обращали большое внимание на то, кого посылать в мир. Чаще всего посылали человека, способного исполнить поручение, вместе с кем-то из пожилых братьев. Первый исполнял порученное дело, а пожилой находился рядом с ним. У пожилого человека другой дух, он прожил 244 жизнь иначе, чем молодой, потому между ними не завязывается дружба — это два разных мира. Иными словами, игумены заботились о том, чтобы верность преданию, хранимая пожилым братом, сочеталась с практическими способностями юного, опыт одного соединялся с силой другого, ради того чтобы все было сделано правильно.

Однако если монах выходит в мир ради домашних дел или по любви к родственникам, то пусть он идет один, помня при этом, что поступает вопреки святоотеческим правилам. Если он, зная традицию и дух монастыря, все же испытывает игумена и просит дать ему сопровождающего, игумен, конечно, соглашается на это. По своему долготерпению и снисхождению он скрывает от брата истину, чтобы тот не превратился в демона, а то и в самого денницу. В древних монастырях было принято поминать имена вышедших в мир, но мы не следуем этому порядку. Случаи, когда следовало бы поминать имена братьев, вышедших подлинно ради Христа, очень редки. Так редки, что их исключительность привела бы прочих к зависти. Братья замучили бы не только игумена, но и Самого Бога своими подозрениями и противлением, раскололи бы весь монастырь! Поэтому, чтобы избежать такого противления Богу, мы покрываем вышедших братской любовью и отеческим расположением сердца и не объявляем о том, кто выходит в мир ради Бога, а кто — по своему желанию.

В женских монастырях продажей рукоделия или различными покупками, согласно уставам, должен был заниматься монахэконом, назначаемый из мужской обители. В монастыре святой Макрины таким монахом был ее брат, святой Петр. Но в те времена мужчины не заходили в женский монастырь. Они приносили покупки к воротам монастыря, куда выходила игумения с какой-либо пожилой сестрой — сама игумения обычно была не старой, — принимала покупки, переписывала их и передавала эконому монастыря.

Поскольку выход в мир связан с необходимостью где-то питаться, та же самая статья устава продолжает:

Выходящий из монастыря не должен ни есть, ни пить, если он не получил на это заповеди, потому что это противоречит уставу монастыря.

Монастыри святого Августина находились поблизости от населенных мест, поэтому прийти туда из монастыря было нетрудно, и тот, кто туда приходил, старался до наступления ночи вернуться в монастырь — ему не было необходимости где-то есть. Поэтому святой Августин устанавливает правило: никто не должен есть и пить вне монастыря, не получив на то