Трезвенная жизнь и аскетические правила: Толкование правил преподобных отцов Антония, Августина и Макария

Впрочем, и в недавнее время все мы в чем-то терпели нужду: например, в годы учебы мы жили крайне бедно, многого нам недоставало. Не будем же сейчас, в монастыре, стремиться приобрести то, чего мы не могли иметь в миру. Никто не идет в монастырь, чтобы приобретать. И, однако, как часто мы стремимся получить какую-то вещь, которую нам и в голову не пришло бы искать в миру! У нас, допустим, был суровый отец, и мы ни разу слова наперекор ему не сказали. А в монастыре, если кто-то не очень хорошо с нами обойдется, мы можем устроить скандал. В миру мы, предположим, были простыми служащими, и нам приходилось сносить оскорбления, выслушивать претензии хозяина, но мы были терпеливы, говоря себе, что такова жизнь. Однако в монастыре, лишь только нам скажут сделать что-то, мы протестуем: «Как он смел сказать мне это? За раба меня держит? Я что, пришел сюда стать его рабом?» С языка тотчас срывается слово «нет!» — этот нож, который закалывает святого Голубя, Духа Святого, и мы лишаемся того, без чего наша жизнь перестает быть монашеской.

Но ради их немощи пусть им дадут необходимое, хотя они по своей бедности и не могли этого приобрести, когда жили в миру.

Как было сказано, монах не должен искать того, чего не имел в миру, но монастырь будет учитывать немощи каждого. Чем немощнее монах, тем мягче поступает с ним монастырь.

Человек любит свою немощь, она становится частью его плоти, но духовная немощь — это ужасная страсть, и, пока она не будет удовлетворена, человек не сможет ни успокоиться, ни помолиться. Всю жизнь он будет роптать, жаловаться, считать себя имеющим право на что-то. Ради мира в монастыре, как говорит святой, дайте немощным то, чего они просят. Если вы жалеете животных, например собаку, которой вы бросаете кость, чтобы она не лаяла, то пожалейте и этих людей, снизойдите к ним, дайте им то, чего они хотят, чтобы они обрели душевный мир.

Кроме того, игумен должен знать, что монаху, который чего-то добивается, он не может говорить ни о Христе, ни о Богородице, ни об уставе монастыря, потому что брат ничего этого не примет. Как возлюбленный Богом Израиль отверг Бога после того, как ел, пил и насытился, так и монах, поступивший в монастырь и нашедший здесь теплое к себе отношение и братские объятия, а после еще и надевший рясу, тут же начинает препираться, предъявлять претензии, протестовать: «Вы меня не любите, не обращаете на меня внимания, ни разу не сказали мне, да“». Поэтому пусть игумен дает брату все, что тот хочет, чтобы из-за него не произошло смятения во всем монастыре. Сколько времени терпеть такого брата? Об этом блаженный Августин уже говорил нам и потом скажет еще раз.

Итак, когда придет обездоленный, нищий, увечный, неполноценный, больной, вы, остальные, наставляет святой, не смотрите на него свысока, как на убогого. Кого только нет в Церкви! Однако Христос призывает к себе ничего не значащее, уничиженное, а такими все мы, в сущности, и являемся, хотя считаем себя за нечто. Дайте ему по его нужде, так чтобы он утешился, получив необходимое, и вместе с тем обрел Христа. Лишь бы он сам ничего не просил, ни на что не претендовал.

Если он сам не требует нужной вещи — дайте ему, потому что это необходимо ему для жизни.

Только пусть они не считают для себя счастьем получать пищу и одежду, какие не имели возможности приобрести в миру.

Сейчас, когда ты нашел то, чего тебе недоставало: пищу, одежду, понимание, любовь, духовное окружение, братьев, — не говори, будто ты уже сейчас счастлив, ибо ничто из этого не является для тебя конечной целью. Соединение с Богом — вот к чему должны быть устремлены все твои чаяния.

И пусть они не гордятся тем, что живут с людьми, к которым в миру не дерзнули бы и приблизиться, но возносят свои сердца к небу, отрекаясь от суетных земных благ. (1.6)