Три ада

Меня с рубашкой обманули,

меня срубили в абажуре,

меня любили, обожали,

мои книги читали люди.

Теперь мои стихи запрещены.

И в трещины смотрю на тишину неба,

но каждый час в меня врезают

                                                  с ядом те шипы,

что шестерёнки мои

                              все забились,

помогли

сделать

это

власти шестерёнки.

Эти

пасти в кисти ломкие.

Это

кастинг в собачонки.

Части вставьте —

                              так меня

                                                  разрушили.

Теперь меня жгут током,

убей меня хоть сколько,

быстрей врезай жгут в щёки,

желтей стены тут боль и кровь,

                                                            но

убей меня хоть сколько,

скорей страна запомнит,

теперь меня жгут током,                  но

скорей страна запомнит.

В прошлый раз

                              в колодце улиц

испуг

не смог

достать

до сути,

но сейчас обрежутся орудия.

Я растаю запахом сирени.

И в стене звуки сирены.

И как же не хотел я прежнего,

но сейчас увидел Брежнева.

                                                  Узнаю́ в стене черты лица.

МЕТАМОДЕРНИЗМ

Гранитовый закат.

Времени всплеск.

На первый взгляд – слепит так,

на второй – слепота.

Неоготика, Пиквикский клуб.

Кариатиды взглядов.

Великая Тартария.

Посланник Рима.

Посадник дикий.

Прощать не лихо.

Двенадцать колен.

Толстые стены.

По вечерам играл в нацбол,

пил чай из анкапа.

Перельман – гипотеза Пуанкаре.

Через гиперреальность

пробираюсь к симулякру.

Помоги мне выжить среди этой смертной любви.

Некрономикон.

Карлос Кастанеда – раскол – это недокаста.

Чёрный ворон,

ок.

Деревянные волосы.

Чем дальше погружаться в материю,

тем быстрее она исчезает.

РИСОВАЛ ТВОИ КОНТУРЫ САЖЕЙ НА СТЕНАХ

Рисовал твои контуры сажей на стенах,

                                                                      меж арок мелькал силуэт;

пузырьки, что вздувались на венах,

                                                                      выплясывают свой пируэт.

Наблюдая,

                    как полночь в холодном смятении тонет,

                                                                                          знакома до боли мне.

И вечно голодным, беспечно спать

холодным – прямо как по зиме.

Далеко в глухом лесу среди высоких сосен,

меня так быстро смыло, как под потоком вёсел.

Огни со мной, и мы уснём,

          я буду проливным дождём.

И чтобы быть с тобой,

          я буду проливным дождём.

Звёзды бились и сверкали чешуёй,

и мы гуляли по магистрали скоростной;

планета нам шептала тишиной,

и нити прошлого танцевали хоровод.

Я построил с тобой карточный дом,

от него останется лишь металлолом.

На стенах сажей тоннами

я рисовал твои контуры.

НАД ГОРОДОМ ВСЕМИРНЫМ

Куда вы попали?

Это тёмная комната,

                                        тут скомкано,

                                                                      сомкнуто,

из моей паутины накрытой не выйти —

из моего омута.

                              Убиты все выйти попытки.

И всю неделю был для вас далёк, как восточный берег,

поверьте, уж что-что, но желание о вас точно берёг!

О, как же сложно

                              не стать сотым

                                                            в сотых,

                                                                                сотканным из тока,

                                                                                          когда исход приходит.

И не скрою,

                    уже многое полюбилось,

например, рядом со мной в четвёртой камере

                    билось сердце четырёхкамерное.

Наизусть запомнил я Бетховена,

хотел летать над гнёздышком,

теперь буду над городом всемирным!

Вау!

Да я теперь сродни объекта SCP.

О, спасибо, Общество, за спасение,

меня ждёт вавилонское столпотворение.

И впереди ещё

                              тернистый путь,

а позади уже

                              терновый куст,

и сейчас пока

                              в тени я пуст

для города. И говорю ему:

                                 «Втяни мой дух».

ПАРУ ТАЙН ОТКРЫВАЮ

И каждый мой слог

                                        из подковы рта говорит,

что, подкованный к жизни,

                                        я не зря вобрал флюиды.

Сам иду

                                                  в зловещий Мордор,

замету

          следы от страха;

и тот образ

                                                  мерзкой морды

ниткой собран

                    и размазан

                                        по бумаге.

Пару тайн открываю —

                                        и мир замер.

Представился бродягой, как Мик Джаггер.

                    Ворот рубахи

душит мне           горло           обхватом.

Жестокий, как Макиавелли,

шагал над городом

                                                  за целью;

шептал весь город,

                                                  свиристело

                                                                      Общество: «Только ты имеешь силу

                                                                                отпустить его в могилу».

Моя картина собрана, размазана:

я – такой же: собран и размазан

                                        по бумаге.

Пару тайн открываю —

                                        и мир замер.

Он выдохнул и сладко позабыл про сотни камер.

День за днём:

                              а я скиталец.

Смыли с Благодетеля багрянец,

                                                  ищут теперь Цареубийцу:

«От сотни камер вам не скрыться».

В потолке глазами выгравировал:

                                                            жить в углу и никому не делать зла;

из Человека себя выкинул;

                                                            у Благодетеля глаза – как зеркала.

КОНТРАСТ НА ТЕЛЕ

Милый друг,

                              тебя все ищут —

тебе больше не скрыться,

и лучший шаг затихнуть —

                                                  инсценировать самоубийство.

Вот тебе копия тела,

и думай,

                    будто ты на Дне себя,

посмотрев себе в глаза,

понял —

                              я на дне себя.

И надо написать предсмертное:

«Становится

                    золой

          мой золотом

                              блестящий взгляд,

                              шелестящий град на теле

                              для меня как будто яд;

слёзы окропляют душу,

этот вой не слышат мои уши.

                                                  Жаль,

                                                            ведь я хотел,

чтоб все смотрели,

                              как я рушусь.

Постепенно

всё в потёмках —

                              отстаёт от меня взор,

в тёмном склепе

                              прекратился

                                        вечный разговор;

                              онемелых пальцев холод

                                                                      переходит

постепенно

                    на всё тело,

сердце

добивает

ритм

                    надменный.

Контраст на моем теле:

                                        кожа побелела,

                                        губы потемнели —

контраст на моем теле».

УЗНИК

Я не существую теперь для города,

о моей смерти выходят новости.

На мне седин

                              в раз сто уж больше.

                              Кол врастает. Я уже не нежный отрок.

          Неужели я скучаю по комедии дель арте?

          По коньячным встречам за бильярдом?

          По месту, где закрывают концерны,

          кошмарят поэтов, отменяют концерты?

Но, похоже,

                    без противостояния

          с местом,

                    где прожит век скитания,

                                                  внутренний Наполеон не отпускает.

Здесь,

          где не затронут

                                        стрелы

                                                            взглядов,

          теперь я – безлюдья узник.

          И запах крови густо

          застрял в носу, и сон мой

          уже давно как не со мной.

Разглагольствую для неба,

а для Общества стал бесполезен,