словно книга по тайм-менеджменту, —
сейчас у них весь город в управлении,
а я задачу свою выполнил,
я выкинут
из города,
ведь, в отличие от Общества,
для людей я свой, а не чужой.
Решил я скрылся телом и нутром.
ТРЕЩИНА
Нашёл между мирами трещину,
когда пейотный запах померещился;
от тела освобождаюсь скрежетом.
Теперь все мои вещи там,
где нет пространства,
но есть время,
за которое плачу временем на этой
мира стороне.
И резко
силы
сходят
с тела.
Выполняя все магические пассы
к стороне причудливых созданий,
я уже не в состоянии
от иного мира отказаться.
Вау!
В этом мире вызываю слюни, будто я аперитив;
я пятнист
от бокалов брызг,
ваши нервы – инструмент,
и все хотят на бис.
И я тут —
сектор приз на барабане,
хоть мне мало платят
в этом вашем балагане,
мне не больно,
ведь тут морфий,
здравствуй, Балабанов.
Я здесь полетаю по деталям,
тут я полигамен и скандалю,
словно Джи-Джи Аллин.
В бар к вам залетаю в балаклаве,
убиваю тех, кто правит балом.
У Булгакова спрошу про Сталина,
у Сталина спрошу про Гитлера;
разговор с Летовым за литром, а
следом Будду с добрым утром
поприветствую,
и перламутровые
ведьмы обвивают гулом ухо,
им я сладко, голым в пухе,
рассказал про игры языка,
и полны их пошлости глаза,
но есть проблема множественная —
жизнь моя скукоживается.
ТРИ АДА
Разрушение должно быть присно!
Миры сжимаются:
в ужасе
жмутся
звёзды,
и разлагаются кости,
растворились теургия,
общество тирании,
лимб,
и рай,
и ад,
и Бог, и Сатана.
Когда на шаг от истины,
миры сжимаются:
и каждый,
будто следующий,
а следующий,
как прежний.
И в сущности отсутствия,
разрушение в созвучии
и в триединстве времени —
три пространства целые.
И во фрактале с искрами
миры сжимаются:
иссякли
и материя,
и дух,
и судьба,
и воля;
вмиг потухли
и содержание, и форма.
И три мира надломлены,
и всё, что было и что есть.
И вот теперь —
небытие.