Три Алисы и нейросеть. Истории Белкина и Астахова

ЛИХОДЕЙ ИЗ ЛИХОЛЕСЬЯ

Едет как-то один человек по трассе на новенькой бэхе. Уже ночь, темно, а фонарей на дороге нету, потому что всё это далеко от города, куда ещё электричество не провели. Кругом лес, пустое шоссе, никто его не обгоняет и даже навстречу никто не попадается.

И вот он едет, дальний свет включил, музыку слушает и даже сам подпевает, как в Тик-Токе, чтоб не заснуть.

Как вдруг смотрит: в свете фар на обочине какой-то прохожий стоит. И рукой ему машет, типа как голосует.

Мужик притормозил, останавливается. Хотя и зря, наверно. Я бы на его месте не остановился.

Опускает стекло. И тогда этот чел к нему подходит. Бледный весь и одет как-то странно. В старой советской военной форме, в линялых штанах и в гимнастёрке, или не знаю, как она называется, только она вся рваная и в пятнах. На ногах – кирзачи стоптанные. И сам он весь грязью измазан по пояс, будто только что из болота выбрался.

Стоит он, за ручку двери держится. И тихо так говорит:

– Здорово, старик.

Мужик удивился. Он так-то и не старый совсем, у него дома жена, детишки. Ну ладно, думает, не спорить же с убогим. Отвечает ему:

– И тебе не болеть. А ты чего убитый такой? В лесу заплутал?

– Убитый? – тот глухо так переспрашивает. – В лесу? Да. Убитый в лесу. Заплутал.

Мужик пригляделся и видит: у этого военного на гимнастёрке бурые пятна, как от засохшей крови. И дырки от пуль, и из дырок обгорелая вата торчит.

У него даже мурашки по спине побежали.

– Э-э, нет, – говорит. – Я, наверно, поеду. Ты уж как-нибудь сам выбирайся. Тут до станции недалеко, скоро первая электричка пойдёт…

И уже на газ хочет нажать, но военный смотрит на него пристально и говорит:

– Да ты не спеши. Постоим, потолкуем с ребятами.

– С кем? Вас тут много, что ли?

Смотрит мужик, а за спиной у этого военного вдруг сразу несколько таких же бедолаг нарисовалось. Тоже из лесу вышли. Молодые все, но выглядят так себе и на ногах еле держатся. Кто на палку опирается, кто на винтовку. А винтовки у них такие длиннющие, ржавые, с деревянными прикладами.

– Я – младший лейтенант Лиходей, – говорит первый военный. – Такая фамилия. А вот всё, что от моего взвода осталось. Не повезло нам маленько.

– Погодите, – это мужик сомневается. – Вы что, реконструкторы? В войнушку играете?

– Уже поиграли, – хмуро говорит солдат с винтовкой. – У нас, видал, какое оружие? Трёхлинейки, и те без патронов. А у фрицев автоматы.

– Фрицы? – мужик не понимает. – Автоматы?

– Так точно, – говорит лейтенант Лиходей. – Вот здесь они нас и окружили. У деревни Лихолесье. От этой деревни уже и следа не найти. Только мы одни и помним. Ну и ещё… кое-кто.

Мужик задрожал слегка. Но сидит, слушает.

– Нашёлся среди нас один гадёныш, – говорит младший лейтенант. – Всегда слабаком был, да ещё с голодухи брюхо подвело… вот он и испугался. Выбрал ночку потемнее и к немцам перебежал. Рассказал им, где мы скрываемся. Они пришли рано утром, пока в лесу туман висел, и всех нас… разбудили. По очереди. Из автоматов.

Тут он усмехнулся невесело. А нашему мужику отчего-то ещё тяжелее стало. Он, наверно, и рад бы по газам дать да уехать поскорее из этого Лихолесья, будь оно неладно. Но что-то его удержало.

– С тех пор, – это лейтенант продолжает, – нет нам покоя. Много, много лет. Мы, как видишь, мёртвые, но похоронить-то нас было некому…

– Некому, – мужик повторяет, как эхо.

– И предатель наш тоже где-то бродит по свету. Ему бы помереть давно от старости, а он не помирает. Но и радости ему с того мало. Он ведь только с виду живой, а по-настоящему мёртвый. Это как проклятье, понимаешь? Наказание за подлость.

– Понимаю, – мужик говорит.

– Должны мы его найти. Найти и казнить страшной казнью. Кровь за кровь. Такое правило для безвинно погибших. И тогда упокоимся мы навеки, не будем больше этот мир тревожить. Да и предатель… сгинет навсегда.

Мужик слушает, а сам белый уже как простыня. И тут замечает он: у него в машине музыка какая-то странная играет. Как в старинных чёрно-белых фильмах. И приёмник по-другому выглядит. Блестящий такой стал, с круглыми ручками.

А по радио суровый такой певец поёт басом:

«Ты-ы взойдёшь, моя заря…»

Наш мужик ручку покрутил, хотел станцию переключить, а там канал всего один, и звук не убавить никак.

– Оставь, не крути, – говорит ему лейтенант Лиходей. – Хорошая музыка. Из нашего времени. Слушай, вспоминай… может, и вспомнишь.

Мужик сидит, молчит. Руки на руль положил, а только и руль сделался другой. Уже не чёрный, мягкий, а громадный такой, из пожелтевшей пластмассы. И панель приборов такая же древняя стала, железная, и часы на ней круглые со стрелками.

– Машина тоже хорошая, – говорит лейтенант. – Правильная машина. И привезла тебя прямо по адресу.

Мужик голову опустил. Всё понял.

– Долго мы тебя ждали, сержант, – говорит Лиходей. – Всё гадали, что же тебе скажем, когда наконец дождёмся? А теперь… и говорить-то уже не хочется. Нет к тебе вопросов. Кроме одного, последнего. Как ты мог… обо всём забыть?

– Ну а как не забыть-то, – мужик даже сам как будто удивляется. – Закрутился туда-сюда… семья, бизнес, своих проблем полно…

– Семья, говоришь? А у нас вот никого не осталось… разве что у Петьки Баралова. Помнишь его? Вон тот, с винтовкой… Он, дурак, перед самой войной жениться успел…

– Чего ты с ним болтаешь, командир, – ворчит тут Петька Баралов. – Делай как положено. До рассвета управиться надо.

И затвором своей трёхлинейки громко так щёлкает.

Мужик одним глазом на часы смотрит, а на часах полшестого. Вот-вот солнце взойдёт.

– Убьёте теперь? – спрашивает.

– Порядок такой. Живые – к живым, мёртвые – к мёртвым. Прощай, сержант.

Тут мужик всё же не вытерпел. Врубил с хрустом передачу и педаль втопил в самый пол. Машина затряслась и рванула вперед. Мужик в руль вцепился, а сам пригнулся, думал, вслед ему стрелять будут – только никто сзади так и не выстрелил.

И вот он несётся по трассе, зубы стиснул, а из приёмника песня играет как раз подходящая: «Нас не догонят!»

И руль под руками опять чёрный, кожаный, мягкий, и бэха несётся бесшумно, и фары светят на километр вперёд – а над ёлками да над соснами небо уже розовеет. Новый день начинается.

– И винтовки-то у вас ржавые, и патронов нету, – цедит мужик сквозь зубы. – Лиходеи, блин. Всю жизнь вы неудачниками были, да и после смерти тоже… Умный человек вас запросто на кривой обскачет…

А тут и солнышко из-за леса выглянуло. В глаза ему ударило. Он на скорости в поворот не вписался, улетел с трассы – и пропал.

То есть совсем пропал. Бесследно. Остались на обочине только какие-то ржавые железки и покрышки старые, каких уже давно не выпускают. Повезли их на экспертизу, а пока везли, они в труху рассыпались.

Откуда я это всё знаю? Отец рассказывал. У них год назад ихний самый главный босс исчез неизвестно куда. Причём все деньги фирмы с собой забрал. Так и не нашли ни его, ни денег, ни бэхи.

Ну а про Лиходея из Лихолесья – это, наверно, батя уже сам придумал. Тот ещё сказочник… только вот я иногда вот что думаю: где сказка кончается, а начинается история?