Три Алисы и нейросеть. Истории Белкина и Астахова

ТРЕТИЙ

Это было года три назад. Поздним вечером, осенью. Вот как сейчас. Мы с Грином тоже спать собирались.

– Дети, в постель, в постель, – помню, мама командует. – Через пятнадцать минут зайду, проверю!

У нас тогда двухэтажная кровать была, как лондонский автобус-даблдекер. С лестницей сбоку.

Короче, Гриша ворочается внизу. Я сижу наверху, свесив ноги. Спать не хочется.

– Давай лучше истории рассказывать, – говорю.

– Про что истории?

– Ну не знаю. Про Скайрим? Или про инопришеленцев?

– Про это уже было.

– А про что не было?

– Про смерть ещё не было, – говорит Гриша каким-то странным голосом. – История про смерть только начинается.

– Погоди, – говорю, – не начинай. Давай ещё подумаем.

– Да я и не начинаю, – отвечает Грин. – Я вообще молчу.

– А кто тогда про смерть предложил?

– Не я. Я думал, ты.

– Я бы тогда не спрашивал!

– Вот я сейчас тебя за ноги дёрну, – опять говорит этот голос, – ты сверху свалишься и разобьёшь себе череп. А я сожру твой мозг!

– Мама! – это я кричу. – А чего он меня пугает!

– Да это правда не я, – говорит Грин.

Тут мы оба молчим и прислушиваемся. А родители в своей комнате сериал смотрят про зомби. Они-то не боятся, наверно.

– Это не я был, – повторяет Грин. – Я и сам испугался.

– Тогда кто?

– Кто-то ещё… кроме нас.

И тут мы оба слышим, как этот третий тихо смеётся. А потом как будто читает вслух:

Десять, девять, восемь, семь,

Умирать придётся всем,

Семь, шесть, пять, четыре, три,

Смерть у каждого внутри.

– Хватит, – говорит Грин. – Я сейчас родителей позову.

– Не успеешь, – обещает третий. – Я оторву тебе голову и выпью твою кровь.

Я соскальзываю на первый этаж, к Грише. Теперь я вижу, что он не врёт. Он сидит, обняв подушку, и дрожит от страха. Мы смотрим в полутёмную пустоту между кроватью и шкафом, и у нас в ушах опять звучит этот голос:

Отложи свой телефон,

Ты уже приговорён.

Просто перестань дышать,

Бесполезная душа.

– Да что же это, блин, такое, – шепчет Грин. – Это нам снится, что ли?

Я мотаю головой. А сам думаю: ещё никогда я не слышал таких адских стихов. Не мог же я их во сне сочинить?

По полу ползёт змея,

Не играю с вами я.

Дом сгорит – и все умрут,

Вам осталось пять минут.

– Пять минут, – шепчет Грин. – Скоро мама придёт нас проверить. Надо продержаться.

Мои зубы стучат. Я сжимаю кулаки и говорю в пустоту:

– Т-ты вообще кто? Зачем ты здесь?

– Мне скучно, – отвечает голос. – Никто не пришёл ко мне на праздник. Приходится самому себе читать идиотские стихи. Я обижен.

Мы с Гришей смотрим друг на

друга.

– Что за праздник? – спрашивает Грин.

– Ну как же? День моей смерти. Или день рожденья? Неважно. Я решил пригласить вас. Это будет не больно: вы просто умрёте, и всё. Нас будет трое, и тогда мы устроим реальную вечеринку. Ненавижу скучать.

Тут я вижу, как Гриша тихонечко мне показывает, будто у него часы на руке. «Тянем время», – понимаю я.

– А я ненавижу зомби, – говорю.

– Да это я пошутил. Не буду я жрать твой мозг.

– И кровь не будешь пить? – уточняет Грин.

– Зачем? Мы будем пить энергетики. Это модно.

– Это вредно, – говорит Грин.

– Что может тебе повредить, когда ты уже мёртвый?

Мы снова переглядываемся.

– Может, у тебя есть ещё какие-нибудь стихи? – это я спрашиваю. – Почитаешь?

Ох, лучше бы я не просил. Он усмехается и бормочет уже совсем какое-то дикое заклинание:

Даблдекер Дамблдор

Въедет в тёмный коридор,

Смерть у каждого внутри,

Будет братьев снова три.

– Не-ет! – кричит Грин. – Мама! Мама!!!

За дверью слышны шаги. Встревоженная мама входит в комнату, и мы смотрим на неё, и слёзы сами льются у нас по щекам.

* * *

– Как его звали? – спросил Гриша, всё ещё сжимая подушку.

– Его не успели назвать, – отвечала мама печально. – Он родился и сразу умер. Сегодня у него и день рождения, и день смерти. Тринадцать лет. Опасный возраст. Мы с отцом не хотели вам рассказывать… но кто мог подумать, что он сам решит прийти к вам?

– Он хотел нас убить, – говорю я.

– Да нет же. Он вам просто завидовал. Да он и не смог бы… Он живёт только в вашем сознании. Папа называет это «фантом из нейросети». Но мне кажется, он фантазирует.

– Ненавижу фантастику, – говорю я.

– Плюс один, – говорит Грин.

– Минус два, – говорит голос.