– Не проходит, – глаза старшей недобро блеснули, из чего подчиненные сделали вывод, что терпение ее подошло к концу, – по-моему, акция была достаточно продумана и тщательно подготовлена. Слежка за седьмой…
– Ну… – седьмая переступила с ноги на ногу, – думаю, что к нашему нынешнему делу это вообще не относится. Прошлые разборки…
– И если бы не авария, она сама бы пришла на встречу! – подхватила четвертая. – Не могли же они устроить аварию в метро!
– Да уж, – нехотя согласилась старшая, – в метро – это уж чересчур… Но сама посуди, звонит тебе какая-то посторонняя баба – номером ошиблась. Ты ее посылаешь к памятнику «Стерегущему», что само по себе странно, но что еще более странно – она послушно туда едет и забирает чемодан!
– Идиотов на свете хватает! – ответили девицы хором и одновременно пожали плечами.
– Да. Тогда молитесь, чтобы эта идиотка не выбросила чемоданчик в первую попавшуюся урну!
Карандаш выпал из рук старшей и покатился по полу.
– Что у нас есть? – сказала она, проводив карандаш внимательным взглядом. – Тот номер, с которого она звонила? Вот сейчас и узнаем, кто из нас прав…
Через некоторое время на экране компьютера высветилась фамилия и номер паспорта.
– Значит так, амазонки! – старшая подняла карандаш. – Даю вам два часа на сбор исчерпывающей информации. Кто такая, где живет и с кем, на что живет, есть ли родственники. Фотографию не забудьте, лучше несколько…
– Она это, – говорила седьмая четвертой, внимательно наблюдая за Катиными переговорами с бомжихой на помойке.
Однако сейчас никому не пришло бы в голову числить их под номерами – седьмая была в линялых джинсах и поношенной кожаной куртке, коротко стриженная, без косметики. Не слишком чистыми руками она сжимала бутылку с дешевым пивом. Ее напарница обрядилась в длинную трикотажную кофту с жуткими разводами и ультракороткую юбку. Туфли были дешевые, со сбитыми каблуками. Эти двое ни у кого не вызвали бы интереса – две разбитные девицы далеко не первой молодости, не то ларечницы, не то работницы, допустим мелкого сосисочного цеха, за себя постоять умеют и палец им в рот не клади… И звали их теперь Аня и Маруся.
– Точно, она, – согласилась четвертая, – я ведь клиенту сказала, что за кейсом придет рыжая полноватая женщина средних лет, вот он и обманулся…
– Парик в метро пришлось бросить, – вздохнула седьмая, – от жары едва не спеклась… Однако баба-то наша совсем на голову больная, по помойкам ходит…
– Художники все такие! – философски изрекла четвертая.
И они заторопились на доклад к начальству, выяснив все, что было нужно. Однако если бы они чуть помедлили, то смогли бы понаблюдать за приключениями двух незадачливых Катиных преследователей. Но судьба в этот раз развела их дороги.
– Муж, говорите, профессор, сейчас в отъезде? – переспросила старшая, задумчиво рассматривая фотографии Катерины Дроновой. Вот она на фоне мусорных баков тянет к себе зеленую хламиду. Вот снимает свою куртку и отдает бомжихе. Вот смотрит вверх на синее небо с отрешенным выражением лица.
– Да, – после некоторых раздумий сказала старшая, – такая запросто пойдет куда пошлют, хоть к черту на кулички. Она вся в себе находится и редко оттуда вылезает.
– Прийти прямо в квартиру, тряхануть как следует! – свирепо произнесла четвертая. – Мигом расколется!
– Угу, а если нет? Если она удачно делает вид, а по-простому, придуривается? И если все же за ней кто-то стоит, мы тут как раз засветимся. Так что будем действовать осторожнее. Сначала – пугнем, а потом посмотрим, что она станет делать и куда побежит.
Катерина разложила на столе замечательную «плюшевку», распорола ее специальным остро заточенным ножом и даже зажмурилась от удовольствия. Разумеется, это был никакой не плюш, а чудесный мягкий бархат нежного светло-зеленого цвета. Конечно, плащ был довольно старый, бархат кое-где протерся, но эти потертые места очень легко было срезать, а самое главное достоинство ткани заключалось в ее цвете.
Цвет был тот самый, который Катерина видела во сне, цвет зеленых весенних полей, чуть подернутых утренней дымкой. Теперь можно приступить к созданию панно! Катя не сомневалась, что это будет лучшая ее работа. Ей, собственно, ничего не придется выдумывать, она увидела это панно во сне, и теперь нужно только вспомнить этот сон и воссоздать его в ткани…
Она прикрыла глаза, чтобы снова увидеть ту приснившуюся ей чудесную долину… и ничего не увидела. Картина, еще утром так явственно стоявшая перед ее глазами, куда-то пропала, испарилась, растаяла, как та самая утренняя дымка! Пока Катерина бегала по двору в поисках зеленого плаща, пока она разговаривала с дворничихой, пока ругалась из-за этого плаща с бомжихой, замечательное панно ушло из ее памяти! Увильнуло в темную глубину, шевельнув хвостом, как сорвавшаяся с крючка крупная рыбина!
Катя чуть не разрыдалась.
Неужели все зря, и все ее старания не принесут никакого результата? Неужели она не создаст свой шедевр? Неужели она – не художник, не творческая личность, а бездарность, пустое место?
– Только не паниковать! – проговорила она вслух.