Три Анны

Вилена Гуговна и Нонна Максимовна, взявшись под ручку, ожидали гостей на пороге музея, похожие, как две сестры – чёрная и белая. Удивительно, но за столь короткое время со дня знакомства подруги приобрели одинаковое выражение лица.

И даже то, как они слаженным хором закричали: «Добро пожаловать», говорило о том, что эти два человека прочно нашли друг друга ко всеобщему благу.

– Дмитрий Гук, – отрекомендовался дамам Дмитрий.

Глядя со стороны, Аня залюбовалась женихом, почтительно склонившимся перед двумя старыми дамами. Наверное, именно так целовал женщинам руки блестящий офицер барон фон Гук – уверенно и чуть небрежно.

– Дворянство – и сейчас дворянство, – со вздохом заметила Вилена Гуговна и церемонно пригласила гостей за стол.

– Сначала – дело, – наотрез оказался Дмитрий, и уже через десять минут несколько крепких мужиков, беззаботно куривших на центральной площади, бережно сгружали пианино, перекинув через шеи прочные брезентовые ремни, предусмотрительно захваченные с собой Дмитрием.

– Да, Анечка, какого хорошего мужа ты себе выбрала, – восхищённо сказала Вилена Гуговна, удивив Аню своей проницательностью. И на немой вопрос пояснила: – У тебя на лице всё отражается.

Нонна Максимовна говорить не могла.

Выпрямившись, как на параде, старая певица не отводила взгляда от переливавшегося инкрустацией корпуса фортепиано и только беззвучно открывала и закрывала рот, словно в немом кино начала прошлого века.

Как только инструмент очутился на земле, Нонна Максимовна наседкой, защищающей птенцов от коршуна, всем телом рванулась к нему.

Дрожащими пальцами она гладила ореховую крышку, обтирала носовым платком серебряные канделябры, а когда Дмитрий деликатно отстранил её в сторону, чтоб не мешала заносить инструмент в музей, засеменив сзади, удивлённо сказала:

– А ведь я уже видела это фортепиано!

Руки певицы в волнении легли на горло, теребя воротник, а в голосе зазвучала нотка благоговения.

Увидев устремлённые на неё глаза Вилены Гуговны и Ани, Нонна Максимовна близоруко глянула вдаль, будто пытаясь приблизить минувшее, и пояснила:

– В пятидесятые годы, когда я была студенткой консерватории, мы часто ходили в гости к девушке по имени Люся Зайцева. Как сейчас помню, она жила в районе Балтийского вокзала. Заводная, весёлая, остроумная, Люся считалась душой компании. И вот однажды в новогоднюю ночь она задумала бросать с балкона сапожки. В какую сторону упадут, туда и ехать по распределению ВУЗа. Мы все стащили свои рваные сапожонки, ботинки и валенки и от души веселились, швыряя их под балкон на мостовую. А наш виолончелист Лёвка Климов с хохотом ловил их внизу и тащил обратно.

Так вот, моя галоша шлёпнулась не абы куда, а на соседский балкон второго этажа.

– Ой, наша Нонка, наверное, в Ленинграде останется, – бодро закричали друзья и с шутками вытолкали меня за калошей.

Хоть и горел свет в той комнате, на чьём балконе лежала пропажа, а всё же в час ночи звонить неудобно. Смотрю, рядом водосточная труба. Я была девушкой спортивной, озорной, ну и, недолго думая, как птичка вспорхнула вверх на балкон и сунула калошу за пазуху коротенького пальтеца. Влезть-то я влезла, а обратно боюсь соскользнуть. Да и неловко перед людьми: всё ж таки я в платье, чулках – вдруг внизу прохожий пройдёт, а тут девица на водосточной трубе соблазнительные позитуры принимает. Стою, мнусь. Друзья на балконе этажом выше от хохота покатом катаются, Лёвка Климов внизу лицо в шапку сунул, чтобы меня не смущать. Хочешь не хочешь, а надо спускаться.

Тут вдруг балконная дверь открывается, и выглядывает мужчина. Лицо молодое, а шевелюра седая до последней волосинки.

– Это мой прадед Костя! – в волнении закричала Аня, во все глаза глядя на Нонну Максимовну. – Он на фотографиях весь седой!

Она почувствовала, как талию сзади оплели руки Дмитрия и его грудь прижалась к её спине:

– Какой такой дедушка?

– Мой прадедушка Костя! Представляешь, Нонна Максимовна с ним встречалась!

– Именно! – подтвердила певица. – Именно так, молодые люди! – она дирижёрским жестом подняла кисти рук вверх, призывая к молчанию, и продолжила: – Открывает мужчина дверь и наивежливейшим тоном интересуется: «Вы к нам, юная леди?» – Что мне делать прикажете? – Нет, – отвечаю, – не к вам. Я здесь калошу потеряла.

Вижу, хозяин озадачен, но держится молодцом:

– Нашли?

– Нашла, вот она, у меня за пазухой, – показываю я доказательство, спрятанное под пальтишком.

Чувствую, положение – глупее некуда, поэтому поворачиваюсь и начинаю заносить ногу через балкон. Самой стыдно, аж слёзы на глаза наворачиваются.

А мужчина спрашивает:

– Может быть, вы хотите нас через дверь покинуть?

Тут я уже от смущения вообще дар речи потеряла и закивала головой, как цирковая лошадь на манеже.

– Прошу вас, – хозяин гостеприимно распахнул дверь, и я очутилась в комнате как раз напротив этого фортепиано.

Нонна Максимовна нагнулась и звучно поцеловала левый канделябр в чашечку-цветок.