Три банки тушенки

— Совсем охренел? — Страдивари покрутил пальцем у виска. — Ты бы его еще у себя отсосать попросил!

— Пошел в жопу, — отмахнулся Соколов.

— Извращенец, бля, — сержант покачал головой. — К стенке бы тебя, да пулю в лоб.

— Завтра заходи.

— Саня… — раздался от двери сдавленный голос Песцова.

— Ну? — Скрипач повернулся к другу.

— Саня… Тушенки нет.

— Что значит «нет»?

— Блядь, не знаю, что значит «нет». Ее просто нет! Я склад весь перерыл! Нет тушенки!

— С утра была! — рявкнул Страдивари. — Я перед выходом проверял, сколько осталось. Должно быть три банки!

— Ну нет ее, Саня… Пошли, проверишь.

— Суки, — обернулся на солдат сержант. — Кто?

— Мы с утра стояли у шлюза. Вас ждали, — поднял руки Бутылин.

— Че значит — нет тушенки? Вы че, бля, совсем охренели? — вскочил с кровати Левченко. — Че мы жрать будем? А?

— Херня, брат, — поднялся со стула Соколов. — Кто ее мог взять?

Повисла тишина, нарушаемая лишь поскуливанием Нюси и пыхтением студентика.

— Заткни эту суку! — рыкнул Лопатин. Он и Семичев напряженно оглядывали товарищей.

Соколов шагнул к паре и опустил приклад автомата на голову парню. Нюся завизжала, но следующий удар и ее успокоил.

— Че за херня, мужики? — в руках Лопатина появился пистолет.

— Так, Лопата, спокойно, — сержант склонил голову, исподлобья оглядывая каждого в комнате. — Ключ от склада есть у меня, у Песца и у Бутылина.

— Мой ключ в тумбе должен быть, — сдавленно протянул последний.

— Какого хрена?

— Ну да все же свои! Откуда я знал, что у нас крыса завелась? — Бутылин сплюнул на пол.

— Блядь, еды точно больше нет? — в тихом бешенстве спросил Лопатин.

— Заткнись, — отмахнулся от него сержант.

— Сам заткнись. Я и так уже охреневаю от этого бульона. Но хоть он, а не совсем пустое брюхо!

— Рано или поздно припасы бы закончились, — заметил Песец.

— Это дело принципа, я хочу найти эту крысу! — зло процедил Лопатин.

Соколов прошел к тумбочке Бутылина и минуту копошился внутри.

— Вот ключ. На месте.

— Если, бля, ты сам его туда не положил! — прорычал Лопатин.

— Лопата, ты охернел, что ли? На хера мне это?

— А что, похавать тушеночки в жало, да поглядеть порнушку. Кайфово тебе, падла?

— Че? — автоматически отозвался Падланов.

— Я не тебе.

— Лопата, ты за языком то следи! Ничего я не подкладывал!

— Надо найти банки, — вставил Бутылин. — Хоть пустые.

— Семичев — обыщи склад, Бутылин — ты проверь шлюзовую, Николаев — кухню. Я по тумбочкам покопаюсь, — мрачно скомандовал сержант.

— Саня, успокойся. Завтра все равно уходим в последнюю вылазку. Не пори горячку! — Песцов положил руку на плечо другу. Тот скинул ее и направился к тумбе Соколова.

— Вот это ты правильно! — просиял тот. — Вот увидишь — фигню городите. Не брал я тушенки этой сраной!

— Вот именно — посмотрим! — Лопатин склонил голову набок, наблюдая, как сержант приближается к тумбе. Страдивари остановился, посмотрел на приятелей и открыл дверцу. В тиши казармы зазвенели выпавшие пустые банки.

— Сука! — взревел Лопатин и вскинул пистолет.

— Пошел на хер, это не я! — заверещал Соколов и поднял автомат. Грохот выстрелов бросил остальных на пол. Лопатин прыгнул вперед, с исступлением давя спусковой крючок. Стрельба окончилась также быстро, как и началась. Лопатин, прошитый автоматной очередью, тяжело повалился на пол, а Соколов сполз вдоль тумбы Бутылина и сел, прижимая окровавленные ладони к животу.

— Пиздец… — резюмировал Падланов, и убрал прикрывающие голову руки. — Просто пиздец…

— Лопата? — Устин окликнул приятеля.

— Ребята, я не брал этой тушенки, — проскулил Соколов. — Ну бля буду — не брал.

Страдивари подошел к Лопатину и пнул того ногой. Затем обернулся на скулящего раненого.

— Не брал… — прохрипел тот.

— Сокол? Антон?! — Левченко бросился к приятелю, но у того горлом пошла кровь и солдат уткнулся головой в койку.

— Мертв…

— Вы спятили. Из-за трех паршивых банок тушенки?! — Песцов, сжимая в руках винтовку, поднялся на ноги. — Мозги протрите! Вы чего делаете? Это всего лишь еда!

Ему не ответили. Солдаты угрюмо смотрели на трупы своих товарищей.

— Что за стрельба? — ворвался в комнату Николаев.

— Отбой… Мы нашли банки, — бросил ему Страдивари.

— Сокол? Лопата? Что стряслось?!

— Помолчи, — буркнул Устин.

— Если Сокол не брал, то что банка делала у него в тумбочке? — холодно поинтересовался сержант.

— Подкинули, — с трудом произнес Левченко и с прищуром оглядел друзей. Бывших друзей. В проеме остановились Бутылин и Семичев, оба с недоумением уставились на труп Лопатина.

— Вы сошли с ума! — Песцов попятился к двери. — Просто спятили.

В полной тишине солдаты мерили друг друга подозрительными взглядами. Безмолвие давило на виски, заставляло звенеть воздух, крошило нервы.

Словно гром с неба пелену молчания разорвал рвотный позыв. Яна-дурочка склонилась над полом и откашливала полупереваренную пищу. Полупереваренную тушенку.

— Сучка тупая! — взвыл Устин и схватился за пистолет.

— Отставить! — рявкнул сержант и бросился к девчонке. Склонившись над блюющим ребенком, он дождался пока она откашляется и, прижав к стенке, спросил:

— Где взяла еду?