Три билета до Эдвенчер

Принято считать, что лягушка везде лягушка и что лягушка в Южной Америке ничем не отличается от своих европейских собратьев. Но это далеко не так. Лягушки, как и другие животные, разнятся от страны к стране, являя величайшее разнообразие форм, размеров, расцветок и повадок. В Азии, например, водятся так называемые летающие лягушки. Это большие, живущие на деревьях животные с удлиненными пальцами, соединенными широкой перепонкой. Полагают, что, когда лягушка перескакивает с дерева на дерево, она широко растопыривает пальцы, так что перепонки натягиваются и, словно крылья, позволяют ей планировать. В Западной Африке водятся гигантские лягушки-голиафы, они достигают двух футов в длину и могут съесть крысу, а в Южной Америке есть лягушки-лилипуты, которые свободно умещаются на ногте мизинца.

Бока и лапы самца волосатой лягушки, которая родом тоже из Западной Африки, покрыты как бы толстым слоем волос, во всяком случае так кажется с первого взгляда, на самом же деле это не волосы, а тончайшие, словно нити, выросты кожи. Есть у них и втягивающиеся, как у кота, когти. Что же касается расцветки, то лягушки, пожалуй, единственные животные, которые могут серьезно соперничать в этом отношении с птицами: лягушки бывают красные, зеленые, золотистые, синие, желтые и черные, а их узоры могли бы сделать состояние любому художнику-декоратору. Но поистине замечательные достижения лягушки показывают в пестовании своего потомства. Так, европейская жаба-повитуха не мечет свою икру в первой попавшейся канаве, а поручает ее самцу, который наматывает ее на задние лапы и ходит в таком виде до тех пор, пока икра не созреет. Один вид древесной лягушки склеивает вместе два листка и, когда в такую «чашу» наберется вода, мечет икру в этот самодельный водоем. Другой вид сооружает где-нибудь на верхушке дерева гнездо из пены и мечет икру в этот импровизированный инкубатор, причем момент икрометания выбирается так, чтобы внешний слой пены успел затвердеть, а внутренность инкубатора осталась влажной. Как только головастики достаточно подрастут, чтобы самим заботиться о себе, твердая внешняя оболочка растворяется, и они падают с дерева в воду.

Гвиана поистине более чем богата лягушками, гораздыми на всяческие ухищрения, когда речь идет о сохранении икры и потомства, и край ручьев оказался как нельзя более подходящим местом для охоты на них. Этой же ночью, ожидая возвращения каноэ, мы сделали два первых открытия. Дело было так. Боб увлеченно прочерпывал ручей сачком на длинном черенке, я, крадучись, с алчно горящим взором бродил вокруг деревьев, полузатопленные корни которых, извиваясь, тянулись вдоль берега. С помощью карманного фонаря мне удалось поймать три крупные древесные лягушки темно-зеленого цвета с большими выпученными глазами. Это были квакши Эванса, у которых самка носит икринки на спине уложенными в рядки, словно булыжники на мостовой. К сожалению, все лягушки были без икры. Не успел я порадоваться интересной добыче, как раздался крик Боба.

– Джерри, пойди-ка сюда, посмотри, что я поймал!

– Что там у тебя? – прокричал я, посадив своих лягушек в мешок и устремляясь к нему по берегу.

– Никак не разберу, – озадаченно ответил Боб. – Должно быть, какая-то рыба.

Он держал сачок наполовину в воде, и в нем плавало какое-то существо, с первого взгляда действительно напоминавшее рыбу. Я всмотрелся внимательнее.

– Это не рыба, – сказал я.

– Что тогда?

– Это головастик, – ответил я, еще раз внимательно оглядев странное существо.

– Головастик? – переспросил Боб. – Не смеши людей. Погляди, каких он размеров. Это какая же лягушка из него вырастет!

– Говорю тебе, это головастик, – настаивал я. – Вот взгляни.

Я запустил руки в сачок и вытащил странное существо из воды. Боб посветил на него фонариком. Как я и полагал, это был головастик, но какой! Таких больших и толстых я еще ни разу не видел. Он был дюймов шести в длину и с крупное куриное яйцо в обхвате.

– Головастиком эта штука быть не может, – сказал Боб, – а кем она может быть, просто ума не приложу.

– Это головастик, как пить дать, вопрос только: какой лягушки?

Мы стояли и глядели на гигантского головастика, который резво плавал в стеклянной банке, куда мы его посадили. Я усиленно напрягал память: мне казалось, что я где-то читал об этих чудовищных мальках. И несколько минут спустя я вспомнил.

– Знаю, – сказал я. – Это парадоксальная водяная жаба.

– Что-что?

– Парадоксальная жаба. Помнится, я где-то читал о ней. Ее называют так потому, что ее головастик, развиваясь, делается не из маленького большим, а наоборот.

– Наоборот? – в полном недоумении переспросил Боб.

– Ну да, развитие начинается с очень большого головастика, потом он делается все меньше и меньше и наконец превращается в средней величины жабу.

– Но это же абсурд, – возразил Боб. – Должно быть наоборот.

– Ну да. Поэтому ее и называют парадоксальной.

Боб на минуту задумался.

– Ладно, сдаюсь, – наконец сказал он. – Как она выглядит?