Три билета до Эдвенчер; Под пологом пьяного леса; Земля шорохов

– А, помню, – лицо Рафаэля просветлело, – здесь его называют tatu naranja.

– А что такое naranja? – поинтересовался я.

– Naranja значит «апельсин».

– Понятно. Он действительно очень похож на апельсин.

– Они тебе нужны? – спросил Рафаэль, осторожно тыча в зверька пальцем.

– О господи, конечно! Чем больше, тем лучше. Рафаэль, спроси этого человека, где он поймал броненосца, сколько за него хочет и не может ли поймать еще.

Рафаэль повернулся к индейцу, который, улыбаясь, стоял в дверях, и перевел ему мои вопросы. Тот энергично закивал и, то и дело запинаясь, начал объяснять что-то на испанском языке. Выслушав его, Рафаэль повернулся ко мне:

– Он говорит, что может наловить их сколько угодно, Джерри. Здесь их сколько угодно в лесу. Он хочет знать, сколько тебе нужно.

– По меньшей мере шесть штук… Сколько он просит?

Торг между Рафаэлем и индейцем продолжался около десяти минут, затем Рафаэль спросил меня:

– Пять гуарани[32]. Не дорого будет?

– Нет, это вполне разумная цена, столько я ему заплачу. Спроси его, возьмется ли он показать мне место, где живут броненосцы?

Рафаэль и индеец снова посовещались.

– Да, он говорит, что покажет тебе то место… Только это в лесу, Джерри… туда можно проехать только на лошадях.

– Чудесно, – обрадовался я. – Скажи ему, чтобы он снова зашел к нам после полудня, и мы отправимся на охоту вместе с ним.

Рафаэль перевел мое предложение, индеец кивнул и улыбнулся мне широкой, дружеской улыбкой.

– Bueno… muy bueno[33], – сказал я, тоже улыбаясь ему. – Сейчас принесу деньги.

Когда я направился в комнату, бережно неся в руках маленького броненосца, Паула издала отчаянный вопль, но у меня не было ни малейшего желания считаться с ее оскорбленными чувствами. Джеки все еще сидела в постели, хмуро разглядывая следы укусов комаров на руке.

– Посмотри, что я принес, – весело сказал я и бросил свернувшегося в клубок зверька на кровать.

Очень довольный своим приобретением, я совершенно упустил из виду, что моя жена к тому времени, как, впрочем, и до сих пор, еще не научилась полностью разделять мою страсть к собиранию животных. Отбросив в сторону одеяла, она отскочила в противоположный конец комнаты таким прыжком, которому могла бы позавидовать любая балерина. Сочтя себя в безопасности, она посмотрела на зверька.

– Кто это? – спросила она.

– Что с тобой, дорогая, почему ты испугалась? Это броненосец, он совершенно безобиден.

– Откуда мне знать? – ответила Джеки. – Ты ворвался в комнату и, ничего не сказав, швырнул мне этого зверя. Может, ты все-таки снимешь его с кровати?

– Он не тронет тебя, – убеждал я ее. – Честное слово, он совершенно безобиден.

– Я верю тебе, дорогой, но я не собираюсь играть с ним в постели в пять часов утра. Почему бы тебе не положить его на свою кровать?

Я осторожно перенес броненосца на свою кровать и пошел рассчитываться с индейцем. Когда мы с Рафаэлем вернулись, Джеки сидела на кровати со страдальческим видом. Посмотрев на свою кровать, я, к своему ужасу, обнаружил, что броненосец исчез.

– Не волнуйся, – подчеркнуто мягко сказала Джеки, – этот чудный маленький зверек просто зарылся в постель.