Три брата

Измученный многодневными скитаньями, он уже валился с ног от усталости. И однажды, несмотря на боязнь попасть в руки врага, он свернул в сторону от большой дороги, чтобы найти пристанище на ночь. Начали сгущаться сумерки, и Шимен напрягал последние силы, чтобы засветло добраться до какого-нибудь жилья. И все же, как он ни спешил, стало уже темнеть, когда он добрался до какого-то села.

У ворот недавно, видимо, срубленного просторного дома, венцы которого не успели еще потемнеть, Шимен увидел высокого, крепко сложенного человека в вышитой украинской рубашке. Седоватая борода обрамляла его немолодое, но еще не изрезанное морщинами лицо.

– Нельзя ли у вас переночевать? – поздоровавшись и низко поклонившись, спросил Шимен. – Вот уже несколько дней, как мне не пришлось ни на минуту сомкнуть глаза.

– Откуда идешь? – внимательно оглядев Шимена с головы до ног, спросил хозяин.

– Мобилизованный я – окопы погнали рыть к черту на рога, – ответил тот.

– А сам ты откуда? – продолжал допытываться хозяин.

– Издалека, – неопределенно махнул рукой Шимен.

– Сейчас спрошу хозяйку – может быть, она где-нибудь постелет тебе, – подумав, сказал хозяин и вместе с Шименом вошел во двор. Не успели они подойти к крыльцу, как им навстречу быстро вышла невысокая полная женщина. Ее круглое, румяное, моложавое лицо, белая, точеная, без единой складки шея, черные блестящие глаза и порывистая, даже чуть вызывающая походка – все говорило о жизни в довольстве и холе.

– Кого это ты ведешь сюда? – сердито спросила она.

– Да вот человеку переночевать негде, – отозвался муж.

– Ты повадился таскать к нам всяких оборванцев! Мало ли бродяг шатается теперь по свету! – повысила голос хозяйка.

– Да полно, – начал ее уговаривать муж, – ты ведь знаешь, сколько народу выгнала из дома война.

Шимен уже повернулся было, чтобы уйти, но хозяин удержал его за руку.

– Неужели у тебя вместо сердца камень? – продолжал он увещевать жену. – Быть может, и твой сын вот так же бродит по дорогам, не зная, где приклонить голову.

Пройдя сени, Шимен вошел с хозяином в большую горницу. Чистота и порядок, которыми дышал каждый уголок, напомнили ему о довоенном уюте колхозных домов. В правом углу он увидел слабо мерцающую лампаду перед сумрачным ликом богоматери; на стене, между семейными групповыми фотографиями, висела фотография молодого красивого мужчины в фуражке с кокардой и с металлическим орлом на военном мундире; на плечах – погоны, по которым издали трудно было различить чин этого, то ли царского, то ли белогвардейского, офицера. Шимен подумал было, что это портрет хозяина в дни молодости, но, приглядевшись внимательно, понял, что ошибся. И все же эта фотография пробудила в нем подозрительность и беспокойство: он понял, что дом этот совсем не подходящее для него место. Раз уж портрет белогвардейца на виду повесили – значит, хорошего не жди! Но раздумывать было поздно. К тому же Шимен просто был не в состоянии двинуться дальше – он буквально падал с ног от усталости. Эх, уснуть хоть на часок в теплом доме, забыть обо всем, а там будь что будет!

Хозяйка подала ему небольшой таз с теплой водой и полотенце, хозяин принес поношенную, но чистую рубаху, и Шимен умылся и переоделся. Раздобрившись, хозяйка хотела было покормить путника, но пока она сходила в погреб за простоквашей и картошкой, тот свалился на приготовленную постель и уснул мертвым сном. Ему казалось, что он дома, в Миядлере, разговаривает о домашних делах, а за окном Марьяша распевает во весь голос:

Воркует голубок с голубкой, Воркуют голуби весной…

Нет, тут что-то не так – ведь он же не Шимен Ходош, а Даниил Прокопенко, вспомнил он в полусне. Надо быть начеку.

И как бы в подтверяедение этому где-то рядом, за тонкой дощатой перегородкой послышались голоса. Разговаривали по-немецки:

– Er ist ein Partisan, ich glaube21, – сказал один, очевидно, по его, Шимена, адресу.

– Nein, nein22, – ответил второй, и все смолкло.

Сна как не бывало, и Шимен, сидя на постеленном ему хозяйкой тюфяке, напряженно думал:

«Надо уносить ноги, пока не поздно!»

Один из немцев тут же спросил у хозяйки на хорошем русском языке:

– Это наш Колька? Где он?

Дрожащим голосом хозяйка воскликнула:

– Иннокентий… Ты?! Я сразу узнала тебя, да глазам своим не поверила… Ждала тебя десять лет. Думала, и твои косточки тоже сгнили. Кольки-то уже нет в живых…

Пока Иннокентий с хозяйкой разговаривали так, Шимен прошмыгнул к выходу и ушел в ночь, подальше от проклятого места, куда занесли его смертельная усталость и жажда отдохнуть любой ценой.