Главным в его жизни была забота о людях. Всегда, когда к нему являлся с рапортом кто-либо из командиров вверенных ему частей, генерал Ходош прежде всего спрашивал: как обстоит дело с питанием бойцов, с одеждой и куревом. Бойцы знали об этом и прозвали генерала «Батей». «Батя сказал», «Батя отдал приказ», – не раз слышал он, проходя мимо расположения той или иной части.
Уважение бойцов, их готовность встретить по его приказу любую опасность наполняли его сердце гордостью.
Как-то раз, выехав с наблюдательного пункта, генерал остановил двух разведчиков. Один из них – высокий, стройный, с круглым лицом и серыми светлыми глазами – был когда-то ординарцем генерала и оказался родом из села вблизи Миядлера.
Он возвращался со вторым разведчиком – низеньким, щупленьким бойцом с рябым веселым лицом – из штаба после доклада об удачной вылазке, и ему не терпелось рассказать генералу о взятом «языке».
– Добыча, которую мы доставили в штаб, – сказал он, чуть заикаясь от волнения, – побывала в наших краях, товарищ генерал. Может, он даже в Миядлере был. Этот белобрысый толстый фриц все время бормотал что-то про Харьков, Запорожье и Мариуполь.
– Вот черт, и как нам не пришло в голову допросит его подробней, – сокрушался щупленький разведчик, и на его рябом лице можно было прочесть досаду на свою недогадливость.
– Да когда мы его сцапали, – утешал высокий разведчик, – он забыл день своего рождения, дрожал как осиновый лист. Ничего путного мы бы от него все равно не добились. Может, в штабе очухается и заговорит. А крепок черт, да и тяжел изрядно, едва дотащили его. Отъелся на наших хлебах.
– Ну, ладно, орлы, узнаем, что он расскажет на допросе, – сказал генерал, прощаясь с бойцами.
По дороге в штаб генерал, проезжая мимо блиндажа, в котором жили разведчики, услышал песню, от которой защемило сердце:
задушевно выводило несколько голосов.
И вспомнилось генералу, как поют ветры в родной приазовской степи, как ведут вьюги свои нескончаемые белые хороводы и как стелют они, словно пышную постель, сугробы, один другого выше и мягче; вспомнилась генералу эта степь и в летнюю пору, когда он, бывало, носился по ней со своим ребячьим войском по балкам и курганам, окутанным по утрам белым туманом; вспомнилась ему и роща, где по вечерам он стоял с Марьяшей под цветущим деревом и смотрел в ее девичьи ясные глаза, вспомнилось, как говорил ей о своей любви и как шелестели над ними зеленые, осыпанные золотистыми цветами ветки акаций.
«Где-то она теперь? – подумал генерал. – Что с ней?»
После многодневных наступательных боев корпус генерала Ходоша остановился у водной преграды, которую не удалось форсировать с ходу. Комкор вместе с начполитом генерал-майором Фирсовым выехал к месту расположения частей и подразделений корпуса. Генералы проверяли состояние боевой техники и наличие боеприпасов; они беседовали с бойцами и проводили совещания с командным составом.
Наутро командир корпуса был вызван к командующему армией генерал-полковнику Серегину. Оба военачальника вместе прошли большой и трудный боевой путь, вместе познали горечь отступления в первые месяцы войны, горе потери многих боевых друзей и радость первых побед. Все это сблизило их. Генерал Ходош глубоко уважал командарма за пытливый ум, несгибаемую волю и бодрость духа, которую не смогли сломить никакие испытания и которую он умел передавать своим подчиненным. Комкор ценил в командарме деловитость, умение вникать в, казалось бы, незначительные мелочи и делать из них важные выводы. После официальных служебных разговоров командарм любил побеседовать с подчиненными о пережитом, вспомнить годы учения, боевые эпизоды, а то и пошутить, когда требовалось подбодрить человека.
Переступив порог уютного блиндажа командарма, комкор сразу же почувствовал, что генерал-полковник в приподнятом настроении.
– Ну, как дела? – прервав оживленную беседу с членом Военного совета, обратился генерал-полковник к Ходошу, и на его суровом лице вспыхнула едва заметная улыбка.
– Немцы вчера подтянули резервы, и нам не удалось… – начал было докладывать комкор.
– Знаю, все знаю, – перебил его командарм. – Но мы не должны давать передышку противнику – завтра с утра продолжим наступление.
Командарм подошел к испещренной разными значками оперативной карте и стал объяснять комкору очередную боевую задачу.
– Придадим тебе артиллерийскую бригаду РГК27
и два саперных батальона, подбросим и авиацию. На рассвете под прикрытием тумана будете форсировать реку, а потом разовьете наступление в юго-западном направлении.Подробно обрисовав комкору боевые задачи корпуса, командарм спросил:
– Одолеете?
Внимательно изучив карту, комкор после некоторого раздумья так же лаконично ответил:
– Одолеем, товарищ командующий.
– Ну, так действуйте, – сказал генерал-полковник. – Берегите людей, окопайтесь как следует, соблюдайте маскировку. Как можно меньше потерь, как можно меньше крови!
– Ясно, товарищ командарм, – отозвался комкор.