Три брата

– Додя приехал, – крикнула она мужу.

Рахмиэл вышел навстречу Давиду. Они обнялись и расцеловались.

– Заходи, заходи. Вот это гость!… Прямо с неба свалился!… Откуда приехал?

Фрейда засуетилась, поставила на стол стаканы, положила хлеб, нож. От возбуждения она несколько раз подносила к столу табуретки и вновь уносила их. Хлопоча по хозяйству, поминутно подбегала к брату.

– Садись, садись, Додя! Ты небось голоден? Отчего так долго не давал знать о себе?

Она еще что-то хотела спросить, но от волнения не могла слова вымолвить.

К столу подошел Бер. Он тепло поздоровался с гостем. Рахмиэл с отцом подсели к Давиду и засыпали его вопросами. Гость был немногословен. О себе рассказывал мало, на вопросы отвечал коротко, отрывисто. Зато он подробно расспрашивал у Рахмиэла и Бера об их житье-бытье, интересовался местными новостями, время от времени нежно поглядывал на сестру.

Рахмиэл подошел к Фрейде, хотел ей что-то сказать и увидел, что она плачет.

– Чего плачешь? Додя приехал, такая радость, а ты плачешь! – ругал ее Рахмиэл.

Фрейде вспомнилась смерть отца, годы одиночества и горемычной жизни осиротевшей батрачки. Она хотела поведать брату о всех мытарствах и переживаниях, но сразу вылить свои чувства ей было тяжело, да и не хотелось его расстраивать.

Потолковав немного с Рахмиэлом и Бером, Давид обратился к сестре;

– Ну, как поживаешь? Что слыхать? Я подошел к нашему двору, но вместо хаты увидел там кучу мусора.

– Хатенку нашу снесли, – начала Фрейда рассказывать. – Шульц ее продал за недоимки, но этих денег не хватило, и он отдал еще в аренду три десятины нашей земли.

– А ты где приютилась?

– А куда мне было деться! Пошла в люди, батрачила, мучилась… Да разве все расскажешь. Теперь, слава богу, сам видишь, у меня свой угол, я не одинока… Хорошо, что все плохое позади… Жить будем – доживем и до лучших времен. Авось и нам судьба улыбнется.

Давид нежно глядел на сестру и внимательно слушал ее рассказ.

– Успеете еще наговориться! – прервал их разговор Рахмиэл. – Давид небось устал с дороги, пора ему и отдохнуть.

Давид встал, подошел к окну, взглянул на пепельно-темное предрассветное небо и сказал:

– Где уж там спать ложиться! Скоро начнет светать. Рахмиэл вышел на улицу посмотреть, встают ли уже люди, тут же вернулся и, наскоро помывшись, поспешил на хозяйский двор поить скот. Давид скинул пиджак, черную сатиновую рубашку и тоже стал умываться.

Фрейда почистила его костюм, посмотрела, все ли пуговицы на месте, нет ли где прорехи.

С раннего утра в хату Бера Донды стали собираться колонисты. Первым прибежал ошарашенный радостной вестью о приезде гостя Гдалья Рейчук, вслед за ним пришел Михель Махлин – высокий, сероглазый, со следами оспы на лице, с реденькими белобрысыми ресницами, с длинной, как у гуся, шеей.

– Вот это гость! – воскликнул Михель. – Сколько лет тебя не было тут? Где же ты так долго пропадал? Ну, рассказывай, где был, что видел, что слышал?

– А как вы поживаете? – с добродушной улыбкой спросил Давид, поздоровавшись с ним. – Какие новости у вас?

– Какие у нас могут быть новости? Ничего хорошего у нас нет. Как было, так и есть. Вот ты – другое дело. Свет повидал, с людьми встречался… Наслышался, наверно, много интересного, – ответил Михель, пододвигаясь поближе к Давиду.

А гость вспоминал то одного соседа, то другого, расспрашивал о знакомых и друзьях детства.

– Помнишь мою кобылу? Ты еще, кажется, тут был, когда я ее купил? – щуря маленькие глазки, спросил Гдалья. Он придвинул табуретку еще ближе к Давиду, точно собираясь ему долго о чем-то рассказывать. – Кобыла эта была на диво! Весь свет обойди – другой такой не сыщешь. Ее бег, ее рысь! А в работе просто дьявол, а не лошадь! Бывало, запрягаю ее в паре с другой, тянет за обеих. Вот силища какая!…

В дом заходили все новые и новые люди. Они проталкивались поближе к Давиду, хотели послушать его, о себе рассказать. Но Гдалья не отходил от Давида и не давал никому слова вставить. Он не переставал говорить о своей кобыле, рассказывая во всех подробностях, когда и как ее украли. При этом его маленькое щуплое лицо все более омрачалось.

Колонисты поминутно прерывали Гдалью, каждый стремился рассказать Давиду о себе, послушать его.

Пришли Заве-Лейб и Танхум. Они дни и ночи возились на своих дворах и уже несколько дней не появлялись в отцовском доме.

Первым подошел к Давиду Заве-Лейб. Он пристально всматривался в лицо гостя, точно не узнавая его, потом протянул ему руку и спросил:

– Когда ты приехал?

– А, Заве-Лейб! – сразу узнал его Давид и крепко пожал ему руку. – Как поживаешь? Что поделываешь?

– Что тебе рассказать? Хвалиться нечем. Вот купил сарайчик, хочу построить хатенку себе, – ответил Заве-Лейб.

Он собирался ему о многом еще рассказать, но помешал Танхум, кинувшийся к Давиду с распростертыми объятиями.

– Вот гость так гость! – несколько раз повторил он. Его круглое, полное, покрытое рыжеватой растительностью лицо было запылено и озабочено.

– А ты, Танхум, все еще суетишься? – с добродушной усмешкой встретил его Давид.