Три брата

– Богатый сам не спит и своему батраку спать не дает, – вмешался в разговор молчавший до сих пор Рахмиэл. – Весь день работай на него, а по ночам его же добро сторожи!

– А что вы скажете о проделке, которую разыграли с шульцем? – усмехнувшись, спросил Гдалья. – Под самым носом вывесили бумажку. Как там было написано?

– «Не платите податей за хозяина, – напомнил Борух. – Хватит ему драть с вас по три шкуры!» Дай бог здоровья этому смельчаку, который вывесил эту бумажку. У нас еще такого не бывало…

Давид внимательно выслушал все, о чем говорили вокруг костра, и приглушенным голосом сказал: – Вы спрашиваете, откуда у нас берутся бедняки? А вот откуда: шульц накладывает непосильные подати на бедняка… Чтобы уплатить их, приходится ему продать последнюю лошадку, единственную коровушку, земля его попадает к зажиточному хозяину, и ему же приходится идти к нему батрачить.

– Совершенно верно, – поддержал Давида сидевший возле него старичок, – я сам слышал, как Юдель Пейтрах пришел уговаривать шульца пустить с торгов земли Бера Донды. «Уплатить подати Бер все равно не может», – сказал Юдель. А у шульца башка варит. Он-то уж знает, как сделать, чтобы земля реб Бера оказалась в руках Юделя или другого хозяина.

– Мы ноги переломаем тому, кто посмеет полезть на нашу землю! – крикнул Заве-Лейб. – Голову снимем, кто только притронется к ней!

– Если молчать будем, богатеи нас совсем задавят, – отозвался Михель.

– Молчать нельзя! Нельзя допустить, чтобы шульц с нас шкуру драл! – послышались голоса,

– А кто сделал шульца хозяином над вами? – спросил Давид, обводя глазами сидевших на корточках людей.

– Что значит кто? Неужели мы сами? Его сделали главным, вот он и хозяйничает! – крикнул старичок со своего места.

– Вы молчите, вот он и на голову вам лезет, – сказал Давид. – Богатеев шульц боится. Они его выбирают, и они же могут его скинуть, а бедняк для него кто? Богатеи с шульцем всегда договорятся. Он ведь и сам богатей. Ворон ворону глаз не выклюет.

– Правильно, так оно и есть, – отозвался Рахмиэл. – Хватит гнуться перед мироедами!

– Если поодиночке будете вести борьбу с богатеями, у вас ничего не получится, – продолжал Давид. – Когда в Златиновке в пятом году крестьяне поднялись против помещика, у нас в Садаеве и в других деревнях молчали, а если бы все воедино действовали, подавить восстание было бы невозможно, и все же, несмотря на это, и наши хозяева стали смирнее ягнят.

– А чего они добились, бунтовщики-то? – спросил Борух и сам себе ответил: – Прибыли казаки и всех перепороли, многих до смерти засекли, а сколько людей арестовали, в Сибирь на каторгу отправили!

Пахари, сидевшие вокруг костра, с затаенной надеждой устремили взгляды на Давида, и в этих взглядах застыл вопрос: «Что же делать?»

Давид сидел, как бы обдумывая, что же ответить этим людям. Он выгреб из золы костра испеченную и обуглившуюся картофелину и стал ее чистить, перекладывая из одной руки в другую, чтобы не обжечь пальцы, затем съел ее, стряхнул с черной косоворотки крошки и сказал:

– На ошибках повстанцев Златиновки будем учиться. Они потерпели поражение потому, что десятки и сотни деревень, где мужики голодают и нищенствуют, не поддержали их.

Если бы все деревни и села поднялись, как один, казаков не хватило бы, чтобы их усмирить, и помещик и богатей больше не смогли бы лезть на голову крестьянам.

Давид умолк, как бы выжидая нового вопроса. Но все молчали, и он продолжал:

– Главная же причина неудач крестьянских восстаний заключается в том, что трудовой люд села, который борется за свое освобождение, вовремя не протянул руку рабочим. Рабочие в городах терпят нужду, так же как и крестьяне в деревне, а то и больше, интересы у них общие, поэтому они должны рука об руку бороться против их поработителей.

– А что понимает рабочий человек в наших крестьянских делах? – спросил Гдалья.

– У рабочего и крестьянина один и тот же враг – эксплуататор, – ответил Давид, – поэтому у них цели общие – покончить разом с поработителями и в городе и в деревне.

– Верно, – поддержал Давида Михель. – Вот мы у себя в степи боремся против сусликов: выгоним их из одной норы, а они залезают в другую. А если их со всех сторон начать истреблять, им прятаться будет негде, и мы раз и навсегда избавились бы от них.

– Вот-вот, совершенно верно! – воскликнул Давид. – Разве продукты, которые мы собираем для бастующих рабочих города, не есть те самые совместные действия, о которых мы говорим? Разве рабочие не борются за освобождение крестьян от гнета помещика и сельского богатея?

…Уже рассветало, когда Давид, распрощавшись с собравшимися у костра людьми, отправился к сестре, где собирали продукты для бастующих рабочих города.

– Башковитый парень, – провожая его, перешептывались колонисты, – понимает толк в наших делах.

– Ай да Давид! – воскликнул Гдалья. – Вот что завод из него сделал! Остался бы он в Садаеве, был бы таким же темным, как и мы.

5

Рано утром, озираясь по сторонам, Давид добрался до хатенки Бера Донды. На пороге его встретила Фрейда.