Бушуев потянул ее за рукав, но она уже устремилась вслед за странным художником. Тот страшно обрадовался, достал кисти. Усадив девушку, принялся рисовать. Саша примостился рядом, наблюдая за Машей. В глазах девушки отражался его любимый город, на который он хотел смотреть только ее глазами.
Она разглядывала Дворцовую площадь в лучах заходящего солнца. Ах, если бы на портрете можно было передать ее счастье! В этот момент она была невероятно, фантастически счастлива, застыла в счастье, как муха в янтаре. Навечно. Портрет вышел довольно странным, но очень понравился Маше. Она даже в ладоши захлопала. Как будто про нее угадали что-то важное… Художник расцвел, галантно поцеловал ей руку.
У Александрийской колонны Бушуев еще раз взглянул на портрет и покачал головой:
– Ну ты даешь! Чувак был совсем пьяный!
– Мне стало жаль его, видно, что человеку нужны деньги. Но портрет, согласись, замечательный!
– Ты совсем не похожа на себя!
– А мне кажется, очень похожа! Такое чистое импрессио, по настроению – это я! Глаза мечтательные, в башке стихи Введенского!
Он улыбнулся:
– Маруська! Ты совершенно невозможна!
– Какой прекрасный вечер! Хорошо бы еще шампанского!
– Подожди здесь, я мигом!
Бушуев взял стремительный старт и через несколько минут вернулся с бутылкой и бумажными стаканами. Они выпили шампанское прямо на площади, быстро набирая градусы.
Вскоре Маша констатировала, глупо хихикая:
– Мы с тобой надрались до синих соплей!
Саша принялся подначивать ее:
– А давай на спор?! Ты сейчас устроишь представление, будешь читать вслух стихи. За деньги! Предмет спора – сколько монет тебе подадут. Если больше ста рублей – ты выиграешь!
– Я согласна! – сказала совсем пьяная Маша. – Только у меня шапки нет! А как без нее?
Бушуев мигом нашелся и расстелил пакет:
– О! Пусть сюда бросают! Господа! Сегодня на арене Мария Басманова!
Маша без тени смущения взялась декламировать стихи, которых знала великое множество. Туристы смеялись и бросали деньги. Через двадцать минут сольного выступления Маша с Сашей кинулись считать выручку. Набралось семьдесят пять рублей.
Бушуев покатился со смеху:
– Не густо, Маруся! Ты проиграла!
Маша бросилась к рафинированному, явно европейскому туристу.
– Сэр, сударь, мистер, как вас там к лешему! Поэзию любите? Что для вас? Элюар, Эллиот? Берите Пушкина!
Она прочла отрывок из «Онегина». Интурист опешил, явно не понимая, что от него хотят.
– За представление надо платить! – грозно сказала Маша. – Деньги! Доллар! А, черт!
Интурист вдруг улыбнулся и достал бумажник. К Бушуеву Маша вернулась, неся в руках десять долларов.
Саша расхохотался:
– Бог ты мой, Маруся, профессорская дочка! Кто бы мог подумать! Ты вымогала деньги, как цыганка!
– Но спор я выиграла!
Обнявшись, они танцевали под Ангелом танго.
Только к часу ночи Маша вспомнила о завтрашнем прослушивании.
– Сашка, мне надо домой! У меня завтра пробы в театре!
– Подумаешь! Ну не возьмут в этот театр, возьмут в другой!
Она разозлилась и даже стукнула его по голове:
– Как ты не понимаешь! Мне надо именно в этот!
– Да к черту все! Пойдем кататься на катере!
Маша мгновенно согласилась. Часа два они катались на катере, вдохновенно целуясь.
…Она пришла домой в пять утра. У подъезда влюбленные простились, и Бушуев потопал к себе на Сенную. В парадном, чтобы открыть дверь своей квартиры и вписаться в нее, Маше пришлось предпринять героические усилия – дверь почему-то раздваивалась, а то и троилась. «Во набралась!» – хихикнула девушка и с пятой попытки попала в дверной проем. В комнате она рухнула на кровать и заснула мертвецким сном.
Будильник прозвонил в восемь. Маша еле выползла из кровати. Пошатываясь, она вышла в коридор и тут же обо что-то споткнулась. Маша заорала от страха, а неопознанное явление послушно, как куль, повалилось к ее ногам. При включенном свете в куле был опознан Клюквин.
– Какого черта! – недовольно пробасил он, поднимаясь с пола. – Бродишь ни свет ни заря!
От возмущения Маша не сразу нашлась что ответить.
– Откуда ты взялся вообще?
– Татьяна оставила мне ключи и разрешила у вас пожить!
– А почему я тебя ночью не помню?
– Неудивительно! – ехидно пробурчал Клюквин. – Шляешься по ночам пьяная! Небось не помнишь, как тебя зовут!
– А чего ты тут сидишь? Ты меня ужасно напугал!
– Медитирую! Я теперь каждое утро встаю затемно и медитирую. Один йог говорит, что мы должны просыпаться в пять утра, медитировать несколько часов, а потом начинать свой бизнес.
– Тоже йог нашелся! – фыркнула Маша.
– И вот я сижу, погрузившись в медитацию, совершенно отринув себя, а тут ты выскакиваешь как угорелая и пинаешь меня!
– Проехали, идем варить кофе.
За завтраком Маша пожаловалась Клюквину на скверное самочувствие – голова раскалывается, дикая усталость. Обычно в такое утро она представляет, что у нее включается автопилот, ну, знаете, когда сил нет, надо просто включить автопилот! А тут она включает, а ни фига не происходит – автопилот не работает.
В голосе Клюквина прозвучала неподдельная тревога:
– Плохие дела, Маруся! Хуже этого только знаешь что может быть? Когда шасси не выпускается!