— Стоп! Сам себе думаю, — прошептал Семин. — А не дурачок ли я? — так любил говорить отец, когда в минуты размышлений подшучивал над собой. — А ведь все сходится! — Федор медленно шел по широкому тротуару к темным, странно тихим пятиэтажным домам, в одном из которых его, наверное, заждались. Впрочем, мама спит чутко, и стоит ему лишь звякнуть неосторожно ключом в замке, как она встает, идет на кухню и ставит на плиту чайник.
Звонок был с утра. Докладывал Матвеев.
Юрий Степанович Панкратов выслушал его и остался доволен:
— Хорошо, Петр Васильевич, согласен. Так, а кто такой Серегин? Понятно, скрашивает ее одиночество. Вполне объяснимо — женщина она одинокая. Ах, он женат? Ну, это дело его жены, а не наше с тобой. Значит, Елена Петровна навещала нашего врача? Петр Васильевич, но ты же сам сказал, что, по словам Поляковой, она могла предлагать ему не то, что нас интересует. Колечко, например. Однако цепочка занятная: участок — она — Зайцев. Врач, без сомнения, — последнее звено здесь. А первое, возможно, Кудрявцева. Почему возможно? Потому что пока ни у меня, ни у тебя в руках нет фактов, мил человек. Максимально усильте работу по Кудрявцевой. Нам надо знать и каждый шаг Зайцева. Кстати, зачем он ездил в Москву? Это нам неизвестно. А пока же с твоим очаровательным сообщением о японском платке и чешской дубленке я не могу бежать сломя голову к Михаилу Павловичу. Что говорит комиссия? Опять все в полном порядке? И никаких утечек? Но получается какая-то ерунда, нескладуха, проще говоря. Мы фиксируем утечку, а они нет. На других предприятиях области, где идут аналогичные проверки, для нас ничего интересного. И все-таки мне кажется, что собака зарыта в технологическом процессе. Срочно запроси покупателей заводской продукции, когда у них начались отказы оборудования. Да, именно отказы. Видишь ли, я подумал, что комиссия, которая проверяла сборочный цех, не дошла до истины, потому что искала ее не там. Пойми, если я краду раствор, а вместо него добавляю воду, процесс гальванизации будет неполным, и это рано или поздно скажется, должно сказаться на приборах. Это архиважно, Петр Васильевич, сам догадываешься, если речь идет о высокоточных приборах — почему. Ну, кажется, почти все. Передавай привет ребятам. И супруге. Чует мое сердце, что еще немного и развяжем этот хитрый клубок. Давай, дорогой, поднажми на извилины, они у тебя молодые, глубокие. И держи меня в курсе, можешь после девяти вечера, если срочное что-то, звонить домой. Михаил Павлович уже дважды с Москвой объяснялся, имей это в виду. Он нас не торопит, но мы сами должны шевелиться. У нас же с тобой ничего не было, помнишь? Только ориентировка и непроверенные слухи о том, что у вас в городе можно без очереди за хорошие деньги поставить золотые зубы. А теперь мы, как крезы, богаты информацией. Значит, что? Значит, надо лишь выжать из нее максимальное количество логики и правды. Будь здоров!
В Москву Елена Петровна съездила очень удачно. Врач посоветовал ей быть более умеренной и разборчивой в еде и пройти в местной больнице курс голодания. «Вот еще, — подумала с возмущением Елена Петровна, — буду я голодать. Гастрит — это не рак, даже не язва желудка, с гастритом люди до ста лет живут!»
Подарки она купила всем. Внуку Максиму пять немецких колготок и заводную кувыркающуюся обезьянку, дочери дорогую комбинацию, зятю — чертика на резинке в машину повесить, себе — зимние югославские полусапожки, а Василию Митрофановичу — кроссовки фирмы «Адидас» сорок шестого размера. Конечно, кроссовки можно было купить и Вере с Сашей. Да и самой бы не помешали. Но все нужные размеры кончились, остались только сорок шестые. Елена Петровна подумала с минуту и взяла для Василия Митрофановича. Пусть порадуется, пусть знает, что она незлопамятная, что она простила его.
Дома за эти два дня ничего не случилось, Максимка не простыл, Вера работала в первую смену, Саша успевал забирать ее с завода и подвозил прямо к яслям за Максимкой.
Больше всего Елену Петровну интересовал Серегин. Как он здесь без нее? Не забыл? Не соскучился? Переработал оставшийся раствор? Если сделал все хорошо, то она может снова пойти к Евгению Александровичу и продать патрончики. Какой он молодец, что довез ее из Москвы почти до самого дома! Серегину, разумеется, об этом говорить нельзя. Еще заревнует, хотя ничего даже и не было. Евгений Александрович всю дорогу расспрашивал о заводе, как будто сам хотел на него переходить. Она ему рассказала все, что знала, разумеется, кроме того, что с золотосодержащим раствором имеет дело. И даже про Белова, как он за ней ухаживал. Хорошо бы вместе с кроссовками принести Василию еще хотя бы один флакон раствора. Интересно, чему он больше обрадуется: раствору или кроссовкам? Раствор можно хоть каждый день приносить, а такой подарок надолго запомнится.