Три часа на выяснение истины

Сегодня к двенадцати ночи Василий должен подъехать к проходным. Вчера он дежурил и не мог. Пришлось тесниться в проклятом автобусе. Хорошо еще, что Костылева какого-то парня знакомого впереди поставила. Приятный молодой человек. А я ему чем-то понравилась, это точно. Нинке сказала, а она, как обычно, смеется. А парень-то, когда выходил, на меня оглянулся и даже рот раскрыл. Я заметила, у меня зрение отличное. Надо у Костылевой спросить, откуда она его знает и сколько ему точно лет. Кольца у него на правой руке не было. Наверняка разведенный. Еще бы, мотается по командировкам, какой жене понравится? Взяла и турнула его. Нет, не буду Нинку ни о чем спрашивать, а то опять на смех поднимет, А насчет голодания я здорово ей сказала. Теперь в обеденный перерыв могу около ванн оставаться, а отдыхать — когда захочу.

Скорей бы этот обед кончался. Банку я зачерпнула, а переливать в бутылку надо в раздевалке, сюда могут войти в любую минуту. Да и камера проклятая эта подглядывает, наверно. Хотя нет, когда она начинает работать, звук такой раздается, словно уж шипит, и красная лампочка загорается. Хитрая штука, но я все равно хитрее вас, начальники. Раствора вон сколько, а я-то всего пол-литровую баночку.

Пора!

Кудрявцева прикрепила резиновым бинтом на руку, чуть ниже локтя, тяжелую банку с раствором, перебросила через нее белый халат и, подняв глаза на камеру и подмигнув ей, пошла по широкому коридору в раздевалку. Навстречу гурьбой высыпали шумные, чему-то смеющиеся девчонки во главе с Костылевой.

— Ты что, Кудрявцева, уже закончила смену? Не рано ли? — засмеялись они.

— Будет вам ржать, глупые! — остановила их Костылева. — Человеку опять с желудком плохо, а вам все хиханьки!

— Ничего, Нина, — сквозь сжатые зубы улыбнулась Елена Петровна, прижимая левую руку с халатом к животу, — до наших лет доживут — узнают, почем фунт лиха, — и прошла мимо.

— До наших лет! — передразнил кто-то. — А сама любовника завела, бесстыжая!

Кудрявцева вздрогнула, не выдержала, обернулась:

— Да, завела. Ну и что? Зато на тебя, молодую такую, никто не посмотрит! — и захлопнула за собой дверь.

Ну, разве это люди? Сплошные завистники. Если рядом человеку хорошо, они даже спать спокойно не смогут, будут думать, как бы его уесть. Завидуйте, бог с вами. А вернее, не бог, а черт. Бог — он со мной. Я даже молитву теперь знаю, Евгений Александрович не обманул, написал.

Елена Петровна, напевая, сняла резиновый бинт, поставила банку с раствором на стул и открыла свой шкаф.

В этот момент дверь скрипнула и вошла Костылева, посмотрела на Кудрявцеву: шагнула к своему шкафу, который был неподалеку от двери.

— Что это у тебя в банке, Лена?

Кудрявцева вздрогнула и от испуга даже не выпрямилась, а так и осталась стоять, наклонившись к шкафу, спиной к двери.

— У меня? В банке? В этой, что ли? — Она разогнулась, щеки запылали от прилившей крови. — Это я так, кислоты соляной взяла. Два дня не была дома, а воду отключали, потом снова дали, а она такая ржавая после ремонта труб пошла, что моментально все загадили: и ванну, и раковину, и туалет. Хотела почистить. А что, разве нельзя?

— Кислоту-то? Почему нельзя? — Костылева достала из сумочки носовой платок, высморкалась. — Простыла, кажется. Соляную кислоту можно. Ее мало разве? Вон на рельсах целые цистерны стоят, хоть купайся. Только на проходной вахтер может заметить, шума не оберешься.

— А ты думаешь, я эту банку на вытянутых руках через проходную понесу? Что я, совсем без ума?

— Соляной кислотой хорошо чистить, — Костылева сунула носовой платок за рукав белого халата, — я аж в позапрошлом году почистила — до сих пор блестит.

— А я все как-то не догадывалась, — Кудрявцева перестала дрожать, поставила баночку с раствором на нижнюю полку шкафа, оставила дверцу открытой и, тяжело вздохнув, опустилась на стул.

— Болит? — сочувственно спросила Костылева.

— Ничего, я сейчас соды попью, перестанет. Ты налей мне в стакан водички похолодней.

Костылева спустила из крана воду, тщательно промыла стакан, налила его до половины и подошла к Кудрявцевой:

— Ох, Лена, послушай моего совета, езжай да лечись. С этим делом не шутят. Запустишь — никому ты будешь не нужна, ни своему Василию, ни зятю. Может, Верка твоя еще будет ухаживать. А так — смотри, девка.

Елена Петровна высыпала на язык порошок, выпила воду и, прикрыв глаза, кивнула:

— Спасибо тебе, Нина. Я уж и сама поняла, что ты меня агитируешь. Вот будет весна, и тогда поеду. А сейчас какой отдых, на зиму глядя? Весной, в конце мая, например, хоть в море окунусь.

— Посиди, отдохни, а я пошла, там опять детали привезли, да еще ванну на отработку ставить, — Костылева ушла из раздевалки.

Елена Петровна быстро встала, взяла из шкафа банку и флакон из-под шампуня, над раковиной осторожно перелила раствор, крепко завернула крышку, спрятала в карман юбки, заперла шкаф на ключ и тщательно вымыла руки.