Три чашки чая

«Я прошу Америку заглянуть в наши сердца, — продолжил Аббас. Голос его звенел. — Вы увидите, что подавляющее большинство из нас — не террористы, а нормальные люди. Наша страна погрязла в бедности, потому что дети не получают образования. Но сегодня зажглась еще одна свеча просвещения. Во имя Аллаха всемогущего, пусть осветит она путь из мрака, в котором мы находились».

«Это была необыкновенная речь, — вспоминает Мортенсон. — Когда Сайед Аббас закончил, все вокруг плакали. Я хотел бы, чтобы рядом с нами оказались все американцы, которые считают слово „мусульманин“ синонимом слова „террорист“. Истинный ислам учит справедливости, терпимости и милосердию. Сайед Аббас красноречиво и образно высказал саму суть умеренного мусульманства».

После церемонии вдовы Куарду выстроились в очередь, чтобы высказать свои соболезнования Мортенсону и Маккауну. Они принесли американцам яйца и просили передать эти символы сострадания своим далеким сестрам — вдовам из деревни Нью-Йорк.

Грег смотрел на горку свежих яиц в своих ладонях. И вдруг подумал о детях, которые могли находиться в тех самолетах, подумал о своих детях. Пробираясь через толпу людей, которые приветственно махали руками и желали ему счастья, он впал в какое-то оцепенение. Под ногами хрустела скорлупа абрикосовых косточек. «Насколько же все хрупко в этом мире!» — мысленно ужаснулся он…

На следующий день полковник Ильяс на вертолете доставил их в Исламабад. Вертолет приземлился на личной площадке президента Мушаррафа. Меры безопасности были приняты экстраординарные. Американцев провели в гостиную, находившуюся под круглосуточной охраной. Они устроились возле красивого мраморного камина, который выглядел так, словно им никогда не пользовались. На стене висел большой портрет президента в военной форме со всеми регалиями.

На вертолете «Алуэтт» времен вьетнамской войны, который пакистанские военные любили за высокую надежность, прибыл генерал Башир. «Орел вернулся в гнездо!» — театрально объявил Ильяс, наблюдая за тем, как массивный и неповоротливый в своем форменном авиационном костюме генерал спрыгивает на землю и приветственно машет рукой.

Они погрузились в вертолет и взлетели. Башир вел машину довольно низко, следуя за изгибами лесистых холмов. Когда главная достопримечательность Исламабада — построенная на средства саудовских мусульман мечеть Фейсал с четырьмя минаретами и огромным молельным залом, способным вместить семьдесят тысяч верующих, — скрылась из глаз, вертолет летел уже над территорией Лахора. Приземлились в международном аэропорту, всего в пятидесяти метрах от «боинга-747» сингапурских авиалиний. Он должен был унести американцев из региона, который вот-вот мог превратиться в зону боевых действий.

Обняв Мортенсона и Фейсала Байга, Маккаун и его родственники направились к самолету. Генерал Башир устроил их в первом классе и извинился перед остальными пассажирами за задержку рейса. Он оставался с американцами до самого взлета самолета.

«БОИНГ-747» ДОЛЖЕН БЫЛ УНЕСТИ АМЕРИКАНЦЕВ ИЗ РЕГИОНА, КОТОРЫЙ ВОТ ВОТ МОГ ПРЕВРАТИТЬСЯ В ЗОНУ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ.

«Вспоминая те дни, — говорит Маккаун, — могу сказать, что в Пакистане к нам относились прекрасно. Я страшно беспокоился о том, что может случиться со мной в этой страшной исламской стране. Но ничего не произошло. Все плохое началось после моего отлета».

Следующую неделю Маккаун провел в роскошном отеле «Раффлз» в Сингапуре, мучаясь животом. Он ухитрился отравиться чем-то в первом классе самолета сингапурских авиалиний!

* * *

Мортенсон вернулся на север, в Корфе к Хаджи Али. Военный транспортный самолет доставил его в Скарду, откуда на «лендкрузере» он отправился в долины Шигар и Бралду. Всю дорогу проспал. Машину вел Хусейн, а сон американца охранял Байг.

На высокой скале в Бралду собралась огромная толпа. Но что-то было не так. Переходя реку по мосту, Мортенсон почувствовал, что у него перехватило горло. Он внимательно смотрел на дальний берег реки, но высокая скала, на которой всегда стоял Хаджи Али, мощный и неколебимый, как здешние горы, была пуста. На берегу Мортенсона встретил Туаа, который и сообщил Грегу печальное известие: Хаджи Али умер.

После смерти отца в знак траура Туаа побрил голову и отрастил бороду…

Еще прошлой осенью, когда Грег пил чай с Хаджи Али, он заметил, что старый вождь Корфе стал выглядеть хуже. Незадолго до этого его жена Сакина тяжело захворала: ее мучили боли в животе. Она относилась к ним стоически, как и подобает женщине балти. И умерла, отказавшись отправиться в больницу.

Вместе с Хаджи Али Мортенсон отправился на кладбище Корфе, которое располагалось в поле, неподалеку от школы. Вождь шел медленно. На кладбище он опустился на колени и прикоснулся к простому надгробию, установленному над могилой Сакины. Камень стоял лицевой стороной к Мекке. Когда Хаджи Али поднялся, глаза его были влажными. «Без нее я никто, — сказал он Грегу. — Совершенно никто».