Три черепахи

— Это мы понимаем. — Зыков согласно наклонил свое чеканное квадратное лицо, и Баскову показалось, что он понимает гораздо больше, чем заключалось в его, Бескова, словах.

Иван Степаныч, изображая ремонтную озабоченность, заглянул в ванную, но забыл при этом включить свет.

— Ладно, ближе к делу. — Басков поглядел на слесаря и подошел к двери комнаты Шальнева. Что это именно его комната, было очевидно, ибо дверь другой комнаты, принадлежавшей Зыкову, стояла настежь.

Слесарь осмотрел замок — не английский и не французский, а самый обыкновенный, которые открываются большим ключом через большую скважину, именно такую, в какие на рисунках художников-сатириков вот уже лет сто подглядывают и подслушивают отрицательные персонажи.

— Тут спичкой можно, — проворчал слесарь презрительно.

Он сунул какую-то загогулину в скважину, потом нажал — замок тихо хрюкнул, и дверь раскрылась.

Все, кто стоял за спиной у Баскова, вытянули шеи — с тем врожденным людским любопытством, которое так неудержимо тянет даже самого безразличного человека заглянуть в чужое жилье.

В большой квадратной комнате с двумя узкими окнами стояли платяной шкаф, диван-кровать, письменный стол и четыре стула. И все это старое, того сорта, что потрескивает по ночам. На одной стене, справа, — полки с книгами. В левом углу на табуретке телевизор марки «Рекорд», облупленный, с маленьким экраном.

Прибрано, пыли не успело еще накопиться.

Басков обернулся к старухе со второго этажа: — Вас как зовут?

— Мария Антоновна.

— Войдите, пожалуйста, в комнату, Мария Антоновна… Вместе с мужем. Мы тут кое-что посмотрим… Это на пять минут…

Иван Степанович тронул Баскова за рукав.

— Я вам нужен? А то, понимаешь, дела…

— Надо будет после комнату запереть. Мы ее опечатаем.

Иван Степанович посмотрел на слесаря:

— Сделаешь. — И ушел.

— Вы, Константин Васильевич, подождите у себя — разговор будет, — сказал Басков Зыкову и, войдя в комнату Шальнева, закрыл дверь.

Мария Антоновна с мужем стояли в сторонке.

Басков открыл ящики письменного стола и начал перебирать бумаги. Шустов занялся книжными полками.

Собственно, это был не обыск, а осмотр вещей с целью составления их описи. Но Басков все же питал смутную надежду найти здесь хоть какую-нибудь зацепку, которая намекнула бы на причинную связь того, чем жил Шальнев до отъезда в Москву, с тем, что произошло на бульваре Карбышева. В существовании такой связи он не сомневался.

Покончив с письменным столом, Басков открыл платяной шкаф. Там на плечиках висели довольно потертое драповое пальто, старый, уже не пахнувший овчиной полушубок и три костюма — один поношенный, два почти новые.

Басков разложил костюмы рядышком на кровати, посмотрел на них, отступив, и позвал Шустова.

— Гляди. Ничего странного не находишь? Шустов раздумывал недолго.

— Вот это, по-моему, пятидесятый размер, третий рост, нашего производства. — Он показал на черный костюм. — Этот побольше. Пятьдесят четыре, рост два. — Это относилось к темно-синему. — А серенький — пятьдесят два, четвертый. Оба финские.

Шустов прекрасно мог бы работать продавцом в отделе готового платья. Басков так и сказал ему и пошел за соседом. Тот ступил в комнату как-то странно, словно здесь была полная непроглядная темнота и он боялся наткнуться на что-нибудь.

Басков показал ему на костюмы и спросил: — Это Игоря Андреевича костюмы?

— Вроде, — неуверенно отвечал Зыков, — Но он носил?

— Мне ить это ни к чему… замечать…

— А вы вспомните.

Зыков ткнул пальцем в черный костюм.

— Вот эт носил.

— А эти?

— Ей-ей, ни к чему мне… Може, когда и носил. Може, он в прежние годы важней был…

Так, значит. И Зыков тоже с одного взгляда определил, что костюмчики разного размера. Но чего-то он как будто не договаривал…

— Хорошо, Константин Васильевич, идите пока к себе.

Костюмы Басков повесил обратно в шкаф. Составили протокол, дали понятым подписать.

Потом слесарь тем же своим крючком запер дверь, ее опечатали. Шустов со слесарем и понятыми ушли, а Басков постучался к Зыкову.

Его комната размером была такая же, как у Шальнева, но в ней казалось тесно, потому что вещей помещалось раз в пять больше.

В главном углу, слева против входа, стояла двуспальная высокая кровать. На розовом пикейном одеяле пирамидой громоздились три подушки — две блином, а третья углом к потолку. И сверху наброшена розовая же кисейная накидка. Или тут женская рука, или сам хозяин такой аккуратист, мелькнула у Баскова посторонняя мысль.

Сказать, что Зыков принял появление гостя с удовольствием, было бы сильным преувеличением, но что он ждал нетерпеливо, в этом Басков не сомневался. Весь вид хозяина говорил о нетерпении.

Зыков выдвинул из-под круглого обеденного стола мягкий в цветастой обивке стул, обмахнул рукой сиденье.

— Пожалста, милости просим.

Басков сел. Ему хотелось пить, и он посмотрел на хрустальный графин, накрытый кисейной салфеткой, стоявший на хрустальном подносе посредине стола.

— Водицы хотите? — угадал Зыков.

— Хорошо бы.

— Момент.