Три дня иного времени (СИ)

Я позавтракала одна (отец был снова в экспедиции): съела на завтрак сырок 'Дружба', доела горбушку от батона, допила пакет молока. Пролистала 'гармошку' шпаргалки: хотя бы зацепиться взглядом за то, что недоучила. Ни за что не зацепилась, да и то: последнее дело - учить в день экзамена. Скорчила перед зеркалом несколько гримас, пытаясь воспроизвести 'губную артикуляцию', которой нас учила Наталья Константиновна, молодой педагог по фонетике. Плохо у меня, студентки иняза, с артикуляцией, и с фонетикой, и с интонацией, а разве у кого-то лучше? Только у самой Натальи Константиновны и лучше...

В первую пятёрку мне попасть не удалось, да и зачем я рвалась? Пришла и моя очередь отвечать билет: тему Sport in the Soviet Union и пересказ отрывка из Хемингуэя вместе с его биографией. Принимала экзамен Клавдия Ильинична, немолодой педагог по прозвищу 'Железная Клава'.

Тему я учила и проворно оттарабанила. Уж, конечно, забыла всю губную артикуляцию, да и не сдалась она Клавдии Ильиничне совсем. Ответила на два вопроса: первый - о ближайшей будущей олимпиаде (вопрос-то был с подвохом, ближайшая - не в Москве, а зимняя в Лэйк-Плэсид, должна начаться через месяц), и о 'любимом виде спорта': про плавание. Не очень искренне ответила, потому что всё мне удавалось легко, всё я любила, и бадминтон, и баскетбол, и настольный теннис, и лыжи - и ничем как следует не занималась. Но нужно ведь было про что-то отвечать, а тех, кто разбрасывается, не любят, это я крепко усвоила ещё со школы.

Хуже обстояло дело с Хемингуэем, особенно с биографией. Поди упомни всех этих классиков! Они настрочили, а нам мучайся.

- Ernest Hemingway was, ehm... - мямлила я, наблюдая, как суровеет мой экзаменатор, пока не сообразила встать на привычные рельсы. - He is dear to us Soviet people because of his struggle for peace and his anti-fascist position. (Ах да, пришло в голову: он же в Испании воевал!) The writer fighted... ehm, fought (какой позор, забыла спряжение!) in Spain against fascists and sympathized with all people of good will. He was a consequent enemy of bouirgeois conformism and political hypocrisy. - Лицо Клавдии Ильиничны разглаживалось, мягчело: всё я говорила верно. - Towards the end of his life, the writer was persecuted by CIA, and this persecution may... might cause his death. (Вот чёрт, забыла, как будет 'преждевременную'.)

И ещё что-то я продолжала лепетать про преждевременную смерть творца от рук агентов капитала, а между тем параллельно, как это очень часто бывает со всеми людьми, думала про себя: да неужто так? Неужели вправду его так преследовали? Спятил, небось, дяденька под конец жизни, как старик Иван Никифорович из восемьдесят третьей квартиры, а то и наши пропагандисты присочинили. Могли? Очень даже. Ну что ж, хоть бы и сочинили: так, значит, нужно было, так, наверное, и сейчас нужно... для восьмого класса, скажем, но не для нас же, мы ведь выросли из пионерских костров, неуловимых мстителей и прочих красных дьяволят! Всей страной выросли, а наши вожди этого так и не заметили...

- А very good answer, - подарила меня своим суждением Клавдия Ильинична. - 'Excellent,' I say, considering the fact that you are a good Soviet girl with correct views, Veronica, and this also counts, at least for me. (Я закусила губу, чтобы не улыбнуться: конечно, только Клавдия Ильинична могла в полной невинности и уверенности, что так и надо, до сих пор использовать этот штамп, 'советская девушка', родом из тридцатых.) Please learn irregular verbs thoroughly.

Надо же, неужели целая 'пятёрка'! Ну, что-то старушка расщедрилась сегодня. Так бы и чмокнула её в щёку, да только не поймёт. Я только пробормотала смущённую благодарность, протягивая зачётку. Но я-то, однако, хороша: какая притворщица! Фу, скверно. А разве притворщица? Разве я в самом деле не 'хорошая советская девушка с правильными взглядами?' Ну, читала я вашего 'Ивана Денисовича', так разве это такое большое преступление и такая антисоветчина? Вся страна его читала...

Вот эта мысль (притворщица или нет?) слегка меня беспокоила, но подруги в коридоре не дали долго грустить, затормошили вопросами, завизжали с поздравлениями.

- Мы к тебе в гости придём, - пообещала мне Таня Жигалова.

- А что так ко мне? - весело уточнила я.

- Да ты что, 'экватор'! - загалдели они вокруг меня. - 'Экватор' отметить - святое дело!

- А у тебя хата свободная, батька уехал, - прибавила Таня. - Или уже нет?

- Да, да, конечно, приходите, - отмахнулась я счастливо-рассеянно, уже надевая в рукава свою синтетическую шубку. Гардероб в сессию не работал, оттого мы верхнюю одежду брали с собой в аудиторию и складывали на задней парте, педагоги кривились, но молчали. Ну да, 'экватор', конец пятого семестра. Не пригласишь их - и сами придут, без приглашения. А разве я против? Но не прямо сейчас. Сейчас мне хотелось побыть одной, додумать свою утреннюю мысль...

Девочки заметили мой манёвр с шубкой и снова зачирикали: