Три дня из жизни Филиппа Араба, императора Рима. День первый. Настоящее

«Империя моя велика, она опоясывает Средиземное море, ставшее внутренним озером Рима. Mare Internum! Наше ромейское море! Mare Nostrum! Эх, так и хочется внести новацию: a mari usque ad mare, od morza do morza – от моря до моря! Intermarium! Междуморье! Империя моя велика, а порядка в ней нет! Будет порядок! Я его наведу и кнутом, и пряником! У меня и воля, и хватка – железные! Стальные! А сталь – дамасская! Вся надежда всех патриотичных римлян отныне только на меня! Они давно ждали такого императора!» – густая муть из обрывков чужих, хотя и не чуждых ему, мыслей вдруг всплыла на поверхность головного мозга Филиппа, полностью застив его разум.

Впрочем, ненадолго.

– Риму грядёт тысяча лет! Мы отметим это историческое событие так, что весь мир восхитится, а народы содрогнутся! Как вспомнят, так и вздрогнут! У варваров затрясутся поджилки, и они рухнут пред Римом… на колени, пораскрывав от изумления свои гнилозубые рты. А мы им – по мордасям, по мордасям, по мордасям! По челюстям, по челюстям, по челюстям! Справа и слева… синее небо! Все зубы повыбиваем, чтоб не кусались! Пусть дёснами шамкают! Пройдёт почти две тысячи лет, прежде чем на краю северо-восточной земли кто-то осмелился встать с колен! Но, даже поднявшись, и через десять тысяч лет никто не забудет наш праздник и наши мощь и величие! Да здравствует Вечный град и великая нация – римляне! – словно рекламой предваряя грядущее событие и переключаясь на свою волну, прокричал Филипп в толпу загодя заученное, используя народную латынь.

Десятки и сотни глашатаев, прибывших вместе с императором с азиатского Востока, эхом разнесли эту весть по всему Риму: уже не в вульгарном её варианте, а на чистой, не замутнённой варваризмами державной мове.

Толпа любит величие и пафос, которые предваряют материальный стимул, посему и сейчас вовсю ликовала…

Это триумф, или Император – иноплеменник?

«Вот и бухта Акаси!

Отхлынул прилив на дороге,

Завтра, завтра

Наполнится радостью сердце:

Я всё ближе и ближе к родимому дому!..»

Ямабэ Акахито

Солнце, посылая императору-принцепсу один воздушный поцелуй за другим и вдобавок к этому лучи добра, внезапно золотой диадемой опустилось на его голову. Особо впечатлительным, однако, показалось, что это не дневное светило и не корона, а подлинный небесный нимб. Филипп – помазанник Бога: конечно же, Юпитера.

– Да здравствует император! Ave Caesar! Ave Augustus! – раскатистым грозовым громом снова огласился город и его окрестности. Где-то в вышинах даже пару-тройку раз для вящей убедительности сверкануло: то ли молнией, то ли прямо посреди дня – огненными багряными зарницами.

Что это? У императора широко распахнулись глаза и расширились зрачки. В спешке, словно опаздывая или, напротив, торопясь жить, распускались цветки смоковниц: сотни и тысячи крохотных зелёных шариков с отверстиями на маковках – их обычное время цветения было в апреле-мае, но точно никак не в конце августа.

«Боги ниспослали мне приветствие! Пометили… эээ… отметили меня», – проникся император знаком свыше.

Словно вторя или подражая смоковницам, вспыхнули собственным цветом и оливы.

Филипп Араб зажмурил глаза: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»

Но стоило ему снова приподнять веки, как буйство весенних красок прекратилось – словно ничего не было.

Неужели почудилось? Не сходит ли он с ума?

«Клянусь смоковницей и оливой, они цвели, как весной!» – занервничал мужчина, заёрзав в седле и отрываясь своими пятками на жеребцовых боках.

Прищурился – без толку: не было цветения.

Ещё раз – тот же отрицательный результат.

Римский народ, как будто намекая на скорейшую сытную обильную пищу и зрелищное развлекательное шоу, никак не унимался:

– Да здравствует император! Ave Caesar! Ave Augustus!

«Я на поле боя добыл диадему и пурпурный плащ. Легионы императором меня уже провозгласили. Теперь надо понудить к этому римский сенат. Вернее, тихим добрым словом убедить его членов в неизбежности произошедшего. Пряником! Впрочем, коли не убедятся, то, чего уж лукавить, и понудить. Кнутом! Бичом! Поркой! Упали – отжались! А если не понудятся, то и повыгонять. Проветрить и почистить сей орган от затхлости, плесени, пыли, грязи и скверны… языческой! Разжалую упрямцев… эээ… да хоть в рядовые легионеры, как это делаю со своими нерадивыми офицерами… Да, собственно говоря, и куда эти родовитые мажоры-бездельники денутся?! Стоит мне явить им себя, возлюбят меня, как миленькие. У меня авторитет! И харизма – ого-го какая! И я же им всем только добра желаю! А от добра добра не ищут! Per aspera ad astra! Через тернии к звёздам! Sic itur ad astra! Таков к путь звёздам! Тернист и неказист…»