Три дня одной весны

Чуя перемену погоды, кони слегка опустили уши, но все так же неутомимо меряли дорогу вдоль Кофруна. Резвым галопом шел гнедой Анвара — с чуть вздыбленной шерстью на шее и опущенными ушами.

— Вымокнем, — донесся голос Саида.

— Весна! — обернувшись, с улыбкой прокричал в ответ Анвар. — Хотим не хотим — непременно вымокнем. До Дизака доберемся — обсушимся! С Шокиром поговорим, перекусим и в Нилу отправимся.

— Не глиняные, не размокнем, — заметил Санджар.

И они дружно рассмеялись нехитрой шутке Санджара — так смеются молодые, с чистой совестью люди, втайне гордящиеся опасностью дела, которое они взялись выполнить. Анвар двинул поводьями и пришпорил гнедого. По каменистой дороге громче застучали копыта. Усиливался дождь, устрашающе ревел Кофрун, в берегах которого билась и кипела прибывающая вода.

— Ну-у, божья тварь! — воскликнул Саид.

Вслед за ним и другие легонько стегнули плетками по мокрым конским крупам.

Миг спустя над их головами словно раскололось небо. Гром еще не утих, как сверкнула молния, и в ее голубоватом свете еще более черными показались сгрудившиеся на небе тучи. Заржали испуганные кони. Снова прогремел гром, и снова упала сверху молния, слепя глаза всадникам и коням. Хлынул ливень.

Не имело смысла пережидать его, укрывшись под какой-нибудь горкой. Кто знает, когда он прекратится. Время подгоняло Анвара и его товарищей, они, в свою очередь, подгоняли коней: надо было быстрее добраться до Дизака, а оттуда, немного передохнув, двинуться в Нилу.

— При таком ливне даже собака на улицу не выйдет! — крикнул Мурод.

— А басмачи? — отозвался Хасан, чей черный сатиновый халат можно было выжимать. — Они с горы на гору бегают, вот и мы за ними…

— Верно, Хасан, — сказал Мурод. — Какая бы ни была погода, бешеную собаку надо поймать.

— А то как же! Укусит — несчастье принесет! — Хасан вытер ладонью мокрое лицо.

Гроза — к удаче, думал Анвар, хотя и поеживался от стекающих за воротник холодных струек. Через полчаса будем в Дизаке… Он с благодарностью подумал о Шокире, который с двадцать шестого года был там председателем сельсовета, о Шокире, первым вложившем в его руки карандаш и тетрадку, чтобы он выучился читать и писать и научился понимать суть происходящих событий. Неграмотному, глотающему пыль дехканину так трудно отличить черное от белого! Потому-то и завлекают таких на свою сторону басмачи.

Между тем все так же раскалывал небо гром, и, казалось, не собирался прекращаться дождь — дождь радостной весенней поры хамал. Они миновали еще один поворот Кофруна, с особенной яростью грохотавшего здесь камнями, и постепенно приближались к Дизаку. Конь Анвара шел впереди, остальные чуть поотстали.

Мысли Анвара перенеслись теперь в Нилу — село, в каждом проулке которого, на холмах и склонах вокруг остались следы его ног. Полгода он не был там, и сейчас в шуме дождя он как бы различал укоризненный шепот: «Почему ты меня забыл? Я жду тебя…» И он улыбался в ответ, качал головой и шептал, что не забыл и никогда не забудет. А что не был полгода, то нет в том его вины. Дела и заботы отняли у него не только свободное время, но и право распоряжаться собой по собственному усмотрению. И, право, можно даже сказать «спасибо» жестокой необходимости искать басмачей — необходимости, которая ныне ведет его в Нилу.

Ведет к Таманно.

Он вспомнил прекрасное, словно цветок граната, ее лицо, и сердце его восхищенно дрогнуло. Не забыл и никогда не забудет. Но она — знает ли она, как он ее любит? И какие надежды связывает с ней?

Они не помолвлены; они даже не объяснились ни разу, но так много говорил иногда Анвару взгляд Таманно! И он надеялся, что чувство его не безответно и что придет время — и они будут вместе. Никому на свете не открывал он своего сердца. Но, казалось, мама сама прочла в нем его сокровенную тайну и потому не упускала случая лишний раз напомнить о Таманно, а напомнив, прибавить: «Соглашайся, сынок, поженим тебя… Лучше ее жены не найти». И смеялась. Быть может, думал Анвар, она уже все обговорила и нужен лишь подходящий случай? И недаром, наверное, в прошлом году, осенью, мать Таманно была так ласкова с ним…

Гроза уходила. Гром гремел уже где-то позади, но ливень поливал и без того вымокших до нитки всадников и скорбно поникшую придорожную траву. Анвар рассеянно смотрел на неровную, каменистую, сплошь покрытую лужами дорогу, которая, будто лента, ложилась под копыта гнедого. Какое страшное горе, думал он, обрушилось на Таманно и ее мать…

В ту ночь — пять лет назад — Анвар был в Дизаке. В конторе сельсовета четверо комсомольцев во главе с Шокиром приняли его в комсомол. Анвар словно обрел крылья от радости. Сбылась мечта! Он хотел немедленно возвратиться в Нилу, но Шокир удержал его:

— Дорога дальняя, да и ослик твой не очень силен. Завтра поедешь.

Он увел его к себе домой, где, всласть наговорившись, они крепко заснули.